Древняя Русь : наследие в слове. Мудрость слова

Древнейшие цветообозначения конкретны, именем связаны со своим «телом»; вещь и ее качество воспринимаются равноценно как предметы, ибо «качество есть душа вещи» (Потебня, 1968, с. 23). Например, оттенки красного разбросаны вокруг: редька, русак, рдянь, руда, рысь... — все одного словесного корня, но в отношении к разным природным про-явлен-иям; также оттенки серого: дик, сив, зекр, модр, бус, голуб и пр. Типичный признак цвета выделяется из плоти самой «вещи». Скорость ящерки, борзость коня, быстрота речной стремнины, ясность сокола... — всё это частные обозначения скорости, связанные с типичными признаками именно (и только) ящерки, скакуна, реки, сокола и т. д. Добрый молодец и красна девица определяются одним и тем же признаком молодости (в существительном) и здоровья (в определении), но по-разному выражают свои родо-половые качьства. И так далее, не станем повторяться.

Подобные качества синкретичны, потому что они вбирают в себя все функционально важные свойства данной вещи. Так, цветообозначения одновременно содержат указание на силу (тон) как признак принадлежности вещи данному классу предметов (физически — разная длина световой волны), на яркость как свойство в отношении к свету (разное количество отраженного света) и как насыщенность уже обобщенного цвета (свобода от примесей белого — качество цвета). «Трехмерность цвета» еще не осознана в ее аналитических свойствах, может быть, потому, что и отвлеченность причины, качества и количества еще не выделена сознанием как отражение самостоятельных категорий.

После XV в. основным познавательным процессом становится выделение на словесном знаке содержания понятия, т. е. определение «идеи», а не самой вещи. Этот момент был описан как идеация признака на основе реального качества вещи (Колесов, 2002, с. 83-97, 239-243, 336-342, 406). Такова позиция средневекового «реалиста», который, отталкиваясь от имени-слова, пытается соединить идею вещи и саму вещь. Теоретические основания этого подхода к делу были заложены в переводных текстах «Ареопагитик».

Теперь происходило обобщение конкретных множеств в определенные родства, типы и классы. Мир собирается в группы предметов согласно сходствам и подобиям. Например, в названиях цвета все оттенки красного собираются в обозначении светлых и темных тонов (червоный и чермный), а затем по насыщенности (обобщаются в слове красный к середине XVI в.). Яркость цвета выделяется в последнюю очередь, количественные характеристики оказались наиболее выразительными и долго определялись с помощью самостоятельных слов (например: синий для темных, лазоревый для светлых). То же и в истории понятий, связанных с признаком скорости: быстрый — скорость движения, скорый — время движения и т. д. Снятие «свойств» происходит постепенно, каждым своим моментом обогащая язык словами, а мысль понятиями.

В средневековых текстах находим множество совпадений в осмыслении внутренне связанных (внутренне, — т.е. мыслью, сознанием) осмыслений внешнего мира. Так, три признака цвета и их постепенное выделение сознанием соотносятся с последовательностью появления типов прилагательных. Притяжательные прилагательные (выражают силу цвета) развивают класс относительных (яркость цвета), а из этих формируются уже наиболее абстрактные по характеру качественные прилагательные (насыщенность цвета) (ср.: Потебня, 1968, с. 383 и сл., 414 и сл.). Желѣзный — принадлежащий железу → относящийся к железу → как железо; одновременно могли сосуществовать все три значения слова, еще не разделенные формально. Именно такое состояние отражается в «Слове о полку Игореве»; здесь говорится о «желѣзных плъкахъ», т. е. о воинах, одетых в броню, сделанную из железа, и потому крепких, как железо (Сл.-справ., 1, с. 75-76).

В текстах XII в. исходный синкретизм значений выражен четко. У Кирилла Туровского почти каждое имя прилагательное содержит троичное значение, что помогает использовать его в символическом смысле. Например, определение мирьскый ‘принадлежащий миру’, т. е. мирской («слово о мирьском сану и о мнишском чину»; Кир. Тур., с. 348) — ‘относящийся к миру’, связанный с ним, т. е. мировой («сам бо Исус в мирьскых удолиях избьрал вы есть»; там же) — переносно как мирный («и вѣрою проиди море [житейское], сирѣчь забуди мирьскаго жития вещи», там же, с. 356). Кирилл предпочитает прилагательные с суффиксом -ьск-, которые по происхождению являются притяжательными, по употреблению — относительными, а по функции символического замещения — качественными.