Древняя Русь : наследие в слове. Мудрость слова

Распределение прежних послелогов соотносится с происходившим в то же время развитием категории одушевленности и всё большим разграничением между активным субъектом и пассивным объектом действия, выраженного в суждении-предложении. Развитие мысли в сторону причинно-целевых отношений происходило в границах предложения, в контексте, отражающем реальную ситуацию действия.

Как бы отмечая происходящие изменения в значении предлогов, происходят грамматические и фонетические упрощения. Старые формы местоимения заменяются новыми. «Чесо ради?» — говорили тогда, и здесь только указание на причину (‘почему’); «что ради?» — стали говорить с XII в., а здесь и причина ‘почему’, и цель ‘ради чего’. Одновременно послелоги становятся предлогами. В новом сочетании типа «тупости ради умные» ради уже не послелог, но еще и не предлог, как бы переход от одного к другому, указание на будущее свойство: «ради умственной тупости».

Подобные удвоенные речения показательны. Их переходный характер состоит в том, что определение (прилагательное как выражение содержания понятия) еще только-только выделяется предикативным усилием на фоне известного объема понятия (выражен именем существительным — уже существующим в своих конкретных значениях).

Кажется, ничего особенного: послелог становится предлогом. Но за этим скрывается движение мысли, выстраивающей следование событий в определенный порядок, укладывающей их в ряды. Влияние со стороны народно-разговорного языка тут несомненно. В простой речи послелогов не было, только предлоги, а значат они то же самое: гостя дѣля — про гость: для гостя, ради него. Еще в «Домострое» XVI в. «грузди готовь про гость», т. е. для гостей, которые могут явиться вдруг.

Кроме того, развивается категория будущего времени, и теперь совмещенности причины и следствия, а также цели и условия только в прошлом, в начале, уже нет. Цель свободно отчуждается от причины, переносясь в будущее как смысл и оправдание этого будущего. Цель размещается в будущем, поскольку теперь она осознается как конечная причина. Того дѣля ‘потому’ — причина, лежащая в прошлом, дѣля того ‘ради того’ — причина в будущем, т. е. цель.

И разговорные сочетания, подчиняясь общей линии мыслительного процесса, тоже складывались в словесные блоки, способные выражать причинно-следственные отношения:

за то → я за то и говорю... — в просторечии;

по тому → я потому и говорю... — в разговорной речи;

от того → я оттого и говорю... — устаревшее.

Союзами цели разговорные формы не стали, но они помогли книжным сочетаниям развиться в целевые союзы.

Таким образом, после XIII в. из обобщенной (собирательной) идеи причины постепенно вычленились самостоятельные категории, из которых категория «цель» оказалась наиболее важной. Положение объекта в пространстве приводило к мысли о причине и о связанных с его существованием условиях с тем чтобы в конце концов поставить вопрос и о цели такого существования.

Идея созрела, грамматические средства языка в наличии, а термина все еще нет. Тут и приходит слово цѣль, которое (ни больше ни меньше!) в древнегерманском языке значило ‘смотреть (то, что видят глазами)’. Столь же конкретной «целью» у славян была мѣта, откуда и примета, и предмет.

УСЛОВИЕ СЛЕДСТВИЙ И ПРИЧИН

...понятие причины, выражающее необходимость следствия при данном условии.

Иммануил Кант

Из всего сказанного следует: не причина интересовала средневекового человека в цепи событий, а те условия, в которых исходное событие про-ис-ходило, зарождалось. Такая «причина» — полная аналогия к перфекту древнерусского языка. Перфект отмечал результат совершённого в прошлом действия, важный для настоящего. Так и причина важна не сама по себе, а как условие будущих действий, данное в настоящем. Настоящее перекрывает значимость прошлого, готовя будущее.

Поэтому самой древней логической связью можно было бы признать связь условную — однако за далью времен трудно определить исходную точку развития такой связи.

В самом деле, все древние союзы — союзы изъяснительного значения, например чьто и яко. Следует продолжительное высказывание о чем-то, изредка перебиваемое относительным местоимением чьто:

1)  ...что их люди на торгу, тѣмъ людемъ дати дань...

2) ...что их люди на торгу розошлись, ино имъ не надобѣ дань...

3) ...и тѣмъ людемъ дати, рече, что их люди розошлись...

4) ...а что их люди розошлись, ино имъ не надобѣ мои дань...

5)  ...ихъ люди розошлись, что имъ не надобѣ мои дань...