Древняя Русь : наследие в слове. Мудрость слова

Все книжные слова, хотя и близкие к народным по смыслу, слишком сложны по форме. Они остаются глаголами, не сжимаясь в экспрессивные корневые слова, неопределенные по форме, которая подходит для любого высказывания.

Народное же представление о должном всегда сжимает форму выражения: от надобеть до надо. И в древности, как мы видели, такие формы были очень краткими, они понимались просто, в связи с ближайшим значением однокоренного им слова. Сначала обязательным считалось то, что привлекательно и красиво (лѣпо), затем — обернулось образом-мыслью о том, что верно и истинно (годѣ), и, наконец, сосредоточилось на том, что надо, т. е. удобно и выгодно (надобѣ, надо).

Но самое главное во всех этих поворотах образной мысли все-таки в следующем. По мере развития отношения человека к должному, к тому, чему он обязан, сознание всё чаще покушается на более высокие формы модальности, шаг за шагом отнимая у высших сил свойственные только им возможности понуждения. В конце концов этот долгий путь завершился той ступенью, которая еще и в Древней Руси достойна была лишь богов: годится!

ПРЕОБРАЗОВАНИЕ МОДАЛЬНОСТЕЙ

Быть может, вера при чисто психологическом анализе ее окажется познавательною функцией воли.

Сергей Трубецкой

Случайно напав на это суждение русского философа, я крепко задумался. И есть над чем: Средневековье выработало тонкие средства передачи модальностей в тексте, ревниво оберегая мельчайшие волевые уклонения от подлинности в выражении смысла. Модальные ограничители жестко связывали всё изреченное личной оценкой. Познание в вере направлено волей.

В древнеславянском и древнерусском языках были десятки частиц, которые теперь исчезли, и все они выступали во множестве модальных co-значений. Общее направление их смысловых изменений известно: от расплывчатой субъективной оценки высказываемого к строго логической и объективной структуре фразы.

«Частицы заинтересованного лица» становились приметой высокого стиля уже в XII в., но в тексте «Слова о полку Игореве» их еще много, главным образом в цитатах из «попевок» легендарного Бояна (XI в.):

«Что ми шумить, что ми звенить давечя рано предъ зорями?»

«Тяжко ти головы кромѣ плечю — зло ти тѣлу кромѣ головы».

В одном случае «заинтересовано» первое лицо, в другом — второе.

«Количественно-уточняющее» нѣ встречается в древнейших записях «Новгородской летописи» по Синодальному списку конца XIII в., а в списках XV в. уже заменено: «И убиша ихъ новъгородьци нѣ о трьхъ стехъ» — в Комиссионном списке «близь трехъсотъ» (Новг. лет., с. 36, 226, 1180 г.). Исчезая из употребления, частица обретала новую жизнь присоединением других слов; так появились некто, нечто, чуть не (от чуяти!). Они же могли расширяться, отзываясь на новые потребности высказывания. Например, становились уступительно-усилительным понѣ — встречается в «Правде Русской»; здесь же зане, занеже в значении ‘хотя’, что известно еще и по словарям XVII в. (у Памвы Берынды «поне — хотяй, хоть»). Даниил Заточник скромно признавался (в наиболее древних списках), «аще бо не мудръ есмь, поне мало мудрости срѣтохъ» — поскольку вообще на свете мудрости немного. Нѣ могло становиться отрицательно-сравнительным нѣ-же-ли (у Владимира Мономаха в его «Поучении») или даже причинным по-нѣ-же, которое достоверно известно лишь с конца XIII в., встречается в тексте «Жития Александра Невского» (СлРЯ, 17, с. 50).

Нет смысла перечислять все такие частицы, впоследствии вошедшие в состав союзов, предлогов и наречий. Материально они еще с нами, но в самостоятельном смысле уже не существуют, впаяны в ткань речений на правах остаточных оттенков излагаемой мысли. В течение веков происходило постепенное «снятие» исходного смыслового синкретизма, который уточнялся целью высказывания и многими другими условиями речи. Самые простые частицы могли некогда выражать одновременно несколько метонимически связанных co-значений, указывая и на волю говорящего, и на веру его в справедливость сказанного. Например, частица же: «Бяше же некий мужь хромъ и нѣмъ» — здесь одновременно присутствуют значения композиционно начинательное (вот был некий...), логически выделительное (центр высказывания), психологически усилительное и т. п., которые впоследствии стали уточняться с помощью дополнительных приращений, таких как да же (усилительно-утвердительно), ни же (усилительно-отрицательно), то же, так же (отождествительно) и т. д.