Древняя Русь. От Рюрика до Батыя

И вот Константин Микулич и выгнанный князь пришли в Псков и заняли его. Псковичи сами пустили, потому что уже в то время у Пскова с Новгородом было не все ладно, как у старшего брата и младшего. Новгородцы, узнав об этом, сошлись на вече, где, естественно, остались и приверженцы Всеволода. Как написано в летописи, часть приверженцев князя побежали в Псков. Но новгородцы, как только узнали об этом, немедленно поставили их имущество на поток разграбления: «Взяша до разграбления домы, Кснятин, Нежатин и иных много и еще иже ищущи то, кто к Всеволоду приятель бояр, те имаша на них не с 1,5 тысяц гривен и даша купцем, крутитеся на войну». Таким образом, всем боярам, которых подозревали в связях с князем, был выставлен штраф в 1,5 тысячи гривен. Гривна на то время – это порядка 200 г серебра.

«И даша купцем, крутитеся на войну» {и купцам дали на войну пожертвовать}, и они были вынуждены согласиться. Кстати, новгородцы оштрафовали еще и невиновных людей, по мнению летописца: «Иные сягоша невиноватых», то есть изъятие денег было тотальное.

В данном случае возникает соблазн однозначно посчитать это элементом классовой борьбы. Понятно, что есть малоимущие, которые разграбили по решению вече – самих себя, бояр. Но вышло, что одних бояр разграбили, а других нет. Более того, все это награбленное пошло в фонд войны. То есть если классовое движение здесь и было, то общеконсолидированное с действиями других классов: бояре вместе с младшей чадью, как тогда говорили, экспроприировали имущество провинившихся и направили на благо города в целом – вот так это, наверное, будет правильнее считать, хотя сейчас судить это однозначно невозможно.

И Новгород собрался войной на Псков и привел туда свое войско. Однако псковичи встали насмерть за Всеволода, не выдали его и выдержали осаду, поэтому новгородцы вынуждены были уйти. Впрочем, ничем хорошим это для Всеволода все равно не закончилось, ведь вскоре он умер в Пскове. Город после этого самостоятельно выбрал на вече нового князя – Святополка, брата Всеволода.

Уже в это время можно заметить, что Псков начинает дословно повторять действия Новгорода: почему бы ему тоже не стать городом-государством со своим вече и торговлей? Официально Псков отложился от Новгорода только в XIV веке, но тенденции появились гораздо раньше. Вся Русь рассыпалась, и Новгородская земля, где были более-менее самостоятельные большие города, рассыпалась тоже. И это логичное становление феодального государства. Каждый местный феодал, например коллективный феодал – город, получает известную экономическую самостоятельность, потому что общее хозяйство рассыпается в силу того, что на дворе в основном господствует натуральное хозяйство, и какую-то прибыль можно получить с торговли. Делиться этой прибылью ни с кем не хочется, лучше забрать все себе – это объективный экономический интерес, поэтому распадается общая экономическая система.

Посмотрите на Германию: она просуществовала таким образом до Бисмарка, или, к примеру, Италия. На какое-то время их смог объединить Наполеон, но в 1815 году все это окончательно развалилось.

Так вот, ликвидация княжеского самовластия в Новгороде привела к парадоксальным последствиям. На этот парадокс, исследуя археологические слои, обратил внимание Валентин Лаврентьевич Янин, великий исследователь Новгорода. Что мы видим: до того как князей ущемили во власти и стали их выбирать и призывать, существовало довольно много посадничьих печатей и мало княжеских. С 1136 года по первую четверть XIII века (до 1225–1230 гг.) мы находим в Новгороде 400 вислых печатей княжеской принадлежности, 14 епископских печатей и около 10 печатей, которые, возможно, принадлежали посадникам. Печать – это символ высшей юрисдикции: если имеется какая-то актовая грамота, к ней прикладывает печать тот, кто имеет право распоряжаться данным участком городской юриспруденции. И оказывается, что князь в 40 раз более значим, чем посадник, и примерно в 30 раз важнее епископа. Эти печати были найдены в археологических слоях: бумага пропала, а свинцовая печать сохранилась.

Итак, князей выгоняли, а власть князя увеличилась. Парадокс! Казалось бы, посадник – главное лицо в Новгороде, а количество актов, которые скрепляются его рукой, стремительно сходит на нет, уступая место княжеской юрисдикции. Здесь понятно, что новгородцы опасались чрезмерного усиления той или иной боярской семьи, которая предоставляет в данный момент посадника, и нужно было максимально ограничивать их власть. С князем бороться не было нужды, потому что он все равно без вече ничего не мог осуществить, а выгнать его можно было в любой момент. Поэтому князь выступал как третейский авторитет, как варяг, которого приглашали к себе.