В отнятой по локоть руке снова вспыхнула боль, и Вальхар сжал зубы, чтобы стерпеть это. Он не хотел больше пить отвар Мир-вера, лучшего знахаря клана, уже как-то почувствовав, что больше не может жить без него. Конечно, он успокаивает боль, от него становится легко, но голова потом тяжелеет, и разум отказывается повиноваться сознанию, заставляя видеть то, чего не существует на самом деле. Нужно всего лишь перетерпеть, и потом, когда рана заживёт окончательно, его будут лишь изредка мучить боли в руке, кото-рой нет. Такое же было и у его отца, когда в битве с лердами он потерял правую ногу. Несмотря на инвалидность, тот оставался всё таким же весёлым, жизнерадостным, и на спор, стоя на одной ноге побивал троих противников на кулаках, пока не напросился на другую войну в качестве арбалетчика, где его жизнь оборвала стрела гаара. Неужели вождь клана слабее отца, и не сможет это перетерпеть? Вот уже отпускает, вот уже стало легче.
Почувствовав запах жарящегося на костре мяса, Вальхар от-дёрнул шкуру медведя, закрывающую треугольный просвет шалаша из еловых ветвей, и подошёл к огню, к сидящим на поваленном бревне воинам. Те тут же встали, уступая ему место на плаще, чуть кивнули головами, приветствуя.
– Не нужно этих церемоний. – Улыбнулся вождь.
Он посмотрел на верхушки высоченных, почти чёрных елей, и подставил лицо под тихо кружащиеся, падающие снежинки. Возле ног весело потрескивал огонь, пожирая сухой хворост, падая на угли, сердито шипел жир, источаемый тушей дикого кабана, где-то в вышине, легко касаясь острых макушек деревьев, ласково перебирая их ветви, шелестел ветер. Хотелось так стоять вечно, и не думать о том, что где-то идёт война, где-то сотни людей готовятся через несколько быстрых, как мгновения дней, идти убивать, и быть убитыми.
– Мой вождь, по-моему, вы слишком доверяете лорду Фельмору. – Осторожно заговорил один из телохранителей. – Он уже давно показал чего стоит, и цена его совсем невелика – топор и плаха.
– Может быть, может быть. – Пробормотал Вальхар, присаживаясь на плащ, и приглашая присесть и воинов. Он хотел сказать, что и сам не хочет доверять предателю, что ему всюду видятся в его словах ловушки, скрытый, невидимый, совершенно другой смысл, но не мог же он сознаться в этом перед своими телохранителями! Это поставило бы его в довольно-таки глупое положение! Не доверяет, и всё же принял план предателя, показавшийся ему наиболее приемлемым!