Древние греки. От возвышения Афин в эпоху греко-персидских войн до македонского завоевания

За исключением редких случаев, в которых этимологии нам известны или их можно легко установить путем умозаключений, их лучше оставить без внимания. Правильный вопрос выглядит следующим образом: что греки создали на основании этого разношерстного наследия? Сначала следует разобраться, что можно сделать с тенденцией, отраженной в поэмах Гомера. Эпическая традиция в некотором смысле рационализована, из нее исключены некоторые наиболее нерациональные элементы, и это, возможно, каким-то образом помогло рационализаторам более позднего времени. Но богов, выступающих на сцене, созданной Гомером, отличают не попытки рационализировать хотя бы что-то, а стиль жизни и поведение в обществе. Между рассказом поэта и речами персонажей поэмы проведена демаркационная линия. Автор сосредотачивает свое внимание на антропоморфных богах с их четко определенными личностями и мотивами. Персонажи привычно и довольно неявственно приписывают свои чувства, мысли и действия вмешательству богов, вдохновляющих их или мешающих им. Это очень противоречивое представление о человеческой личности, в рамках которого воля и эмоции нередко кажутся отделенными от самого человека и с ними обращаются так, будто они действительно зависят от влияния этих внешних сил. Эта разница весьма примечательна и может отражать две стадии развития древнегреческих представлений о богах. Если это действительно так, то в объяснении больше всего нуждаются антропоморфные элементы. Они заставили критиков назвать Илиаду сугубо нерелигиозной поэмой, и именно этот атеистический поворот олицетворяет отклонение от курса развития, которого можно было бы ожидать.

Объяснялось это тем, что в семействе олимпийских богов нашли отражение интересы микенских правителей, представителей знатного меньшинства, жизнь которых состояла в основном из войн и пиршеств и которые не желали слышать от поэтов рассказы о представлениях и обрядах, распространенных у земледельцев-неудачников. Но от микенских правителей Гомера отделяет огромный временной промежуток. При условии, что значительная часть наследия микенской эпохи канула в небытие, было бы странным, если в эпической традиции с такой точностью отразились бы религиозные предрассудки этих людей. И хотя, судя по письменным источникам, многим богам олимпийского пантеона поклонялись еще в микенскую эпоху, это совершенно не значит того, что их почитали именно так, как это описал Гомер. Объяснение следует искать в период, приближенный ко времени, когда жил сам поэт, в чувствах и предрассудках аристократов, в руках которых власть находилась в конце «темных веков». Можно ожидать, что феномен как таковой в некоторой степени сохранится и в эпоху классики, так как в тот период все еще продолжало ощущаться влияние других идеалов аристократии. Исследователями было сделано справедливое замечание о том, что Аполлон всегда вращался в высшем обществе, в то время как Дионис был расположен скорее к простым людям. То, как Гомер обращался с богами, соответствует устойчивой тенденции, сформировавшейся в сознании образованных и четко выражавших свои мысли представителей высших слоев общества. В Греции, как и везде, простые люди считали взгляды представителей элиты правильными. Но они в некоторой степени продолжали поклоняться собственным богам и, несомненно, создали мифологию, необходимую им в собственной жизни.

Богов, о которых речь идет в Илиаде, как и героев, интересовала их честь, а к человеческой морали они обращались только в отдельных фрагментах текста, являющимся исключением. Этот несколько искусственный разрыв можно было с большой вероятностью преодолеть: упрощенные боги Гомера легче становились проводниками морали, чем божества, связанные с культами плодородия и в лучшем случае нейтральные с моральной точки зрения. В целом для Одиссеи характерен больший интерес к нравственной сфере. Когда к Зевсу обращаются как к покровителю нищих и просителей, речь идет не только об обычаях. Внимание Гесиода и Солона было поглощено проблемой зла в ее классическом виде – вопросом о том, как справедливый и всемогущий бог может позволить существовать несправедливости. К V в. до н. э. для представлений о богах, особенно Зевсе, как о поборниках справедливости были характерны все эти проблемы. Некоторые критики превратили Эсхила, в сочинениях которого присутствуют наиболее ранние и грубые замечания по этому поводу, в чересчур возвышенного теолога. Слово дике, которое мы переводим как «справедливость», как правило, сохраняет свое более древнее значение – то, что было сделано, нежели чем то, что должно быть сделано. Однако вопросы о справедливости богов, несомненно, играют важную роль в афинских трагедиях. Иногда проявление богами подобного интереса к морали отрицалось, но для философов было самоочевидно, что божества должны обладать благой природой. Вряд ли кто-то, за исключением эпикурейцев, считал, будто богам человечество вовсе не интересно. Если все они не находили сообразного и удовлетворительного решения конкретной проблемы, то не нам на это жаловаться.