То, что в честь бога вина должны были устраиваться еще более необузданные ритуалы, неудивительно, и культ Диониса должен возглавить список экстатических культов, в рамках которых верующие считали себя одержимыми божеством. В горах скитались шайки менад, «неистовствующих», несших в руках увитые плющом деревянные жезлы и ведущих оленей (илл. 29), и мясо ели сырым, вырывая его из живых еще тел. Судить о том, как далеко почитатели Диониса, жители того или иного города эпохи классики, зашли в этом на практике, сложно. Наиболее эффектные истории посвящены первому прибытию бога в Грецию и непризнанию его власти, в наказание за которое Дионис наслал на женщин безумие, после чего последовали ужасные события. Но одержимость, скитание по горам и поедание сырого мяса не были всего лишь легендой, так как в Греции эпохи классики они включались в конкретные ритуалы через определенные промежутки времени. Рассказы о прибытии Диониса не следует воспринимать как воспоминания о реальном относительно позднем появлением почитания этого бога в Греции и соперничестве его сторонников с приверженцами более древних культов. О многих богах говорили, что они прибыли на места, где им поклонялись, в определенный момент, а не пребывали там всегда. Первому путешествию Аполлона в Дельфы посвящен другой «гомеровский» гимн. Сопротивление скорее символизирует многих греков, у которых закатывающиеся глаза и развевающиеся волосы вызывали отвращение и которые предпочли бы более чинную религию. Наиболее четкое общее представление обо всем этом позволяют составить «Вакханки» Еврипида, трагедия, написанная им в конце жизненного пути и содержащая одну из версий легенды о том, как фиванского царя Пенфея разрывают на части за оказанное им противодействие. Безрассудство Пенфея подчеркивается в сцене, где два старика: отец царя Кадм и слепой прорицатель Тиресий – идут, едва передвигая ноги, чтобы присоединиться к менадам. Что бы еще ни было сказано в трагедии, ее следовало воспринимать как предупреждение об опасности попыток подавления всего иррационального, к которой греки были очень склонны.
С загробным миром дела обстояли совсем иначе. Его богами-покровителями не пренебрегали, хотя их культы не получили яркого отражения в источниках. Многие «дневные» боги обладали «хтонической» составляющей и имели некоторую связь с подземным миром. Большее внимание, однако, уделялось умершим, особенно тем, кто окончил свой жизненный путь недавно или при жизни по той или иной причине сумел произвести столь сильное впечатление, что после смерти сам стал объектом культа. Представления греков о жизни после смерти были в общем и целом верно отражены в нарисованной Гомером мрачной картине, в которой лишившиеся разума тени влачат жалкое существование в царстве Гадеса. Если Одиссей и мог на время вернуть им разум, дав выпить кровь принесенной им жертвы, то их существование все равно никоим образом не похоже на бессмертие. О вере фракийских гетов в вечную жизнь древнегреческие авторы писали как о некоей диковине. Концепция Платона о бессмертии души, как и вера пифагорейцев в метемпсихоз, не нашла понимания у простых людей. Самые большие надежды, о которых мы, однако, знаем очень мало, греки возлагали на посвящение в Элевсинские и некоторые другие мистерии. В целом греки надеялись жить в памяти будущих поколений или только своих потомков. Это создавало основу для осознания необходимости наличия сыновей, способных поддерживать семейный культ.
Однако человеческая природа устроена таким образом, что недостаточная вера в загробный мир не защищает от страха вреда, который мертвые могут причинить живым. Во-первых, следовало позаботиться о правильном совершении обрядов, связанных с погребением. В Греции были свои призраки, первым из которых стала тень Патрокла, явившаяся Ахиллу во сне, часто посещавшие живых до тех пор, пока те не сделают все правильно. В производящем неизгладимое впечатление фрагменте «Хоэфоров» Эсхила, где дети умершего уже Агамемнона Орест и Электра обращаются к нему за помощью перед убийством Клитемнестры, этому царю приписывается большее могущество. Правда, это не самый подходящий пример, так как для Эсхила Агамемнон был героем, культ которого прочно укоренился и отправлялся сразу в нескольких центрах. Для теней менее значимых людей были выделены специальные дни, такие как афинские антестерии, отмечавшийся весной праздник в честь Диониса, во время которого открывали вино нового урожая. Призраки были повсюду до тех пор, пока их не изгоняли, объявив, что пиршество закончилось и все храмы будут закрыты, пока они не уйдут. Вероятно, сторонники системной теологии, пытавшиеся соотнести друг с другом все события, происходившие на протяжении трех дней этого праздника, сталкивались с множеством трудностей.