Одного лишь распространения диалектов древнегреческого языка почти достаточно для того, чтобы доказать, что некоторые подобные передвижения действительно имели место. Как правило, диалекты делят на две группы – западную, в которую входят дорийский и связанный с ним северо-западный диалекты (на последнем говорили в Элиде и других городах), и восточную, к которой относятся ионийский, эолийский и аркадо-кипрский диалекты. На ионийском диалекте разговаривали в Ионии, на островах центральной части бассейна Эгейского моря и на Эвбее; его слегка измененная форма использовалась в Аттике. Эолийский диалект был распространен на острове Лесбос и на азиатском побережье, расположенном напротив Греции, хотя там он находился под влиянием ионийского, а также в Беотии и Фессалии, где для него была в большей или меньшей степени характерна примесь северо-западного диалекта. Термины «дорийский», «эолийский» и «ионийский» придумали сами греки, проводившие классификацию своего языка. Понятие «аркадо-кипрский» изобрели современные исследователи, стремившиеся с его помощью подчеркнуть близкое родство, существовавшее между диалектом, на котором говорили жители Аркадии, и тем, что использовался на далеком Кипре. Это родство поразительно, особенно в свете того факта, что в историческую эпоху обитатели горной Аркадии были отрезаны от моря дорийцами, жившими на востоке и юге, и обитателями Элиды, населявшими северо-запад. Маловероятно, что жители Аркадии поддерживали прямые и постоянные контакты с населением Кипра после окончания доисторической эпохи, когда, как можно предположить, на общем «предке» обоих этих диалектов разговаривали на Пелопоннесе, на побережье, а также в глубине страны.
Выше уже говорилось, что не следует ассоциировать диалекты древнегреческого языка с различными группами захватчиков, но дорийцы стали исключением из этого правила. Одной из основных характерных особенностей западной группы диалектов древнегреческого языка является то, что они не подверглись изменениям, характерным для диалектов восточной группы и уже по большей части отразившимся в письменных источниках микенской цивилизации. Можно предположить, что в доисторическую эпоху, когда происходили эти фонетические изменения, дорийцы и те, кто говорил на диалектах, связанных с дорийским, не поддерживали тесные контакты с людьми, использовавшими диалекты восточной группы, а жили в другом регионе, вероятно расположенном за пределами области, на которую распространялось влияние микенской цивилизации. Всю языковую ситуацию в целом, включая связь между диалектами, использовавшимися в Аркадии и на Кипре, можно, как сказано выше, объяснить, предположив, что на раннем этапе развития аркадского диалекта, пришедшемся на время существования микенской цивилизации, на нем говорили на значительной части территории Пелопоннеса и что в результате переселения, имевшего место в более поздний период, на полуострове оказались дорийцы и другие племена, отрезавшие жителей Аркадии от моря. Рассказ о переселении дорийцев позволяет нам найти объяснение, соответствующее фактам.
Большинство племен, говоривших на диалектах западной группы или тех, в которых присутствовали элементы северно-западного диалекта, считали, что их предки пришли на территорию Греции относительно недавно. В то время как обитатели Афин и Аркадии заявляли, будто места, в которых они жили в эпоху классики, являются их исконной родиной, дорийцы, жители Элиды, Беотии и Фессалии верили, что происходят от завоевателей, пришедших издалека через непродолжительное время после окончания Троянской войны. Другим архаизмом в Илиаде Гомера стало многократное упоминание в ней беотийцев, что приводило в недоумение еще Фукидида, ведь речь в поэме идет о событиях, происходивших в Греции до этих завоеваний, а значит, новоприбывшие народы не должны в ней упоминаться. Память о противостоянии между новыми и старыми племенами продолжала жить в сознании греков и, как и многие современные расовые теории, способы ее выражения могли быть крайне нелогичными. Конфликт между населенной дорийцами Спартой и Афинами, где жили потомки ионийцев, произошедший в V в. до н. э., обострил чувство собственной исключительности, свойственное Фукидиду и его современникам. В Спарте и Фессалии сохранился другой пережиток более глубокой древности – зависимость завоеванного населения, представителей которого в Лаконии называли