Но с точки зрения того, чему посвящена данная работа, более интересен тот факт, что в 108 г. до н. э. Китай завершил завоевание царства Чаосянь (Чосон), которое занимало регион, соответствующий современным Северной Кореи и Юго-Восточной Маньчжурии. Несмотря на то что меньше чем через два века этот регион снова откололся от Поднебесной империи, китайскому влиянию на этой территории было суждено произвести долговременный эффект. В отличие от кочевников-гуннов, жители Чаосяня вели в основном оседлый образ жизни и не просто добровольно перенимали базовые элементы китайской цивилизации, но и стремились к этому. По этой причине весь регион оставался, по меньшей мере духовно, в сфере китайского влияния даже после того, как политические связи оказались разорваны.
Особое значение для нас имеет то, что завоевание китайцами Чаосяня повлекло за собой китайское доминирование над племенами, обитавшими севернее этого царства, и существенно укрепило стратегическое положение Китайской империи в ее отношениях с гуннами. Теперь Китай дотянулся как до восточной, так и до южной границы гуннских владений, и в случае возобновления гуннской агрессии его военачальники могли атаковать их с флангов. К тому времени, когда Китай потерял контроль над Чаосянем, гунны уже давно перестали представлять серьезную опасность.
Но самое важное, что в течение этого периода Китай смог очень существенно увеличить свою силу и престиж в регионах, расположенных к западу от царства гуннов, а именно в Джунгарии, Кашгарии и Туркестане. Этот результат настолько интересен для нас, что мы должны рассмотреть его несколько более подробно.
Любопытно, что первые китайские усилия расширить сферу своего влияния в этом направлении были предприняты не в Кашгарии, непосредственно примыкавшей к Поднебесной, а посредством усуней, обитавших в Южной Джунгарии. В отношении этого народа была использована как дипломатия, так и военная сила.
В китайских записях говорится, что у истоков попыток подчинить усуней китайскому влиянию стоял наш старый знакомый Чжан Цянь. В данном случае мотивы Чжан Цяня были, без сомнения, эгоистическими. Вернувшись после своего первого посольства на запад, он получил титул и высокий официальный пост. Впоследствии он принимал участие в нескольких кампаниях против гуннов, но как военачальник показал себя настолько некомпетентным, что суд приговорил его к смерти. Однако в соответствии с добрым китайским обычаем, заплатив большую сумму денег, он добился того, что вместо смертной казни его просто лишили всех титулов и должностей. Стремясь восстановить свое положение, Чжан Цянь попросил, чтобы его отправили послом к усуням с целью пригласить их вернуться в их прежний дом в Кашгарии, к востоку от озера Лобнор.
Не будем забывать, что этот регион, который был захвачен у гуннов в ходе кампании 121 г. до н. э., теперь находился в юрисдикции Китая, но по-прежнему оставался почти безлюдным. Казалось, что, если усуни снова поселятся здесь, это навсегда избавит регион от любых попыток гуннов вернуть его себе.
Император У-ди удовлетворил прошение Чжан Цяня, и в 115 г. до н. э. последний снова отправился на запад. Он взял с собой большую свиту и много дорогих подарков. Кроме того, ему было позволено пообещать правителю усуней руку китайской принцессы, если он добровольно согласится с планом китайцев.
Добравшись до пункта своего назначения, Чжан Цянь сделал все, что мог, чтобы убедить двор усуней принять его предложения, однако вскоре обнаружил, что ситуация безнадежна. Рассказы о китайском величии не произвели на усуней должного впечатления и не рассеяли их обоснованных страхов перед близким соседством с гуннами. Они сознавали, что, если вернутся в Восточную Кашгарию, им не избежать гнева и очередного нашествия со стороны гуннов.
Кроме того, на этот раз сами усуни переживали период многочисленных раздоров. Их кунми (царь) был стар и не мог больше сохранять деспотическую власть над своими подданными. Несмотря на то что номинально он по-прежнему оставался властелином всего усуньского народа, один из его сыновей и один из внуков откололись и создали свои полунезависимые княжества. Поэтому кунми не посмел взять на себя смелость заключить соглашение, которое затрагивало судьбу всех его номинальных подданных.