Древние славяне, I-X века

Во второй половине IX века центральная власть удерживает ключевые позиции в стране, хотя для этого ей приходится проявлять гибкость и лавировать, что хорошо просматривается на политике хана Бориса, которого, в отличие от предшественников, уже называют князем или даже царем, о чем речь впереди. В столкновениях с Византией его войско терпит серию поражений, обострение отношений Болгарии с хорватами и восточными франками выливается в военные конфликты, но Борис – истинный мастер компромисса. Казалось бы, ему уже не миновать силков и ловушек, которые щедрой рукой расставила перед ним история, но на вызовы и риски он находит адекватные ответы; когда надо, выжидает, но ровно столько, сколько нужно, и тут же переходит к действиям. Борис – хороший дипломат. Он расчетливо идет на уступки своим противникам, чтобы потом извлечь из них выгоду, и вот уже вчерашние недруги сегодня становятся его союзниками.

Его, пожалуй, не назовешь мудрым правителем, но в разумной осторожности и дальновидности ему не откажешь.

Князь Болгарии Борис

Правитель Болгарии умеет учиться на своих ошибках и извлекать уроки из неудач и просчетов собственных врагов. Так, ему хватает благоразумия отказаться от намерения взять военный реванш у Византии, когда он получает от императрицы Феодоры следующее послание: «Если ты восторжествуешь над женщиной, слава твоя не будет стоить ничего; но если тебя разобьет женщина, ты станешь посмешищем целого мира». Борис счел за лучшее сохранить с империей мир, и это, безусловно, осмотрительное решение.

С именем Бориса связано крещение Болгарии в 864–865 годах. Однако, принимая православие как официальную религию, он стремится не допустить усиления политического влияние на новое христианское государство Константинополя. И тут как по заказу возникают серьезные разногласия с греческим патриархом Фотием – чем не повод заявить, что вера верой, а поступаться своей самостоятельностью Болгария вовсе не собирается? Тем же, должно быть, объясняется церковно-дипломатический реверанс в виде четырехлетней унии в сторону папы римского Николая I. Это была смелая демонстрация независимости и собственных амбиций, что стало существенной предпосылкой скорого получения болгарской епархией широкой автономии от уже нового константинопольского патриарха Игнатия.

В Болгарии всегда особо чтили и выделяли двух светочей православия – святых равноапостольных братьев-просветителей Кирилла и Мефодия (в миру Константина и Михаила). Деликатный вопрос об их, выражаясь современным языком, национальной принадлежности до сих пор остается спорным, поскольку не только болгарам было бы лестно в своем прошлом иметь таких славных и знаменитых соотечественников. Нередко, чтобы никого не обижать, ученых монахов в духе нынешней политкорректности обтекаемо именуют славянскими просветителями или выходцами из славянской семьи, осторожности ради не уточняя, к каким именно славянам относились эти уроженцы греческого города Солуни (теперь Салоники). Где же, спрашивается, историческая правда?

Можно, конечно, вслед за некоторыми историками этнически идентифицировать Кирилла и Мефодия как македонцев из Солуни. Но легко найдутся источники, где оба брата названы вовсе не славянами, а протоболгарами, ведшими свой род от тех воинов, с которыми некогда пришел на Балканы хан Аспарух. И эта версия тоже имеет право на существование как альтернативная.

Слава богу, что солунские братья – не бренд, на который распространяется монопольное владение. Они принадлежат всем, кто пользуется созданной ими замечательной азбукой. А что касается Болгарии, то заслуженные лавры колыбели славянской культуры и письменности, конечно, остаются при ней.

С Бориса (в крещении Михаила) принято вести счет болгарских царей. Он больше не хан, а князь, но не менее часто его титулуют царем, и в историю он вошел сразу в трех ипостасях.