Сбежав вниз в покои архимага, она припустила к стене возле маленького садика. Сейчас, на фоне нервного подъема, она не чувствовала никакой усталости от многодневного путешествия впроголодь и не выспавшись. Ее гнали вперед волнение и жажда ответов, а еще - искреннее беспокойство за вампира, который, возможно, не до конца понимал, во что ввязался. Не то чтобы Эль недооценивала его интеллект, но, как ни крути, а века изоляции могут сотворить с разумом не лучшие вещи.
Шагнув в темноту подземелья, она постояла, привыкая к мраку и ожидая появления хозяина замка, но Харкон на сигнал не откликнулся. Она не услышала даже тихого шуршания, которое прежде издавали крылья сторожевой горгульи. Изваяние сидело на своем постаменте мертво и неподвижно, все такое же зловеще сгорбленное, и когда Эль, удивляясь, подошла ближе и прикоснулась к холодному плечу, то поняла, что из статуи выжали всю магию. Теперь это был просто камень, лишенный даже прежнего подобия жизни.
Но почему?..
Она огляделась, не зная, что думать, и с новой тревогой присмотрелась к подземелью, ища чужие следы. Что, если тут были посторонние… а вдруг здесь побывала Серана? Эль и по сей день не знала, много ли вампирше известно а Шалидоре и его порталах. Впрочем, учитывая то, что у дочери было полно времени поговорить с матерью, стоило бы предположить, что к нынешнему моменту Серана может знать об этом больше, чем хотелось бы.
Но тревоги казались пустыми: на вид подземелье оставалось все тем же и маски жрецов нетронутыми лежали под стеной вместе с посохами и сигильским камнем. Наверное, будет лучше забрать их отсюда, мельком подумала Эль. С появлением Сераны замок стал видеться ей очень ненадежным местом.
Потом, решила она. После разговора.
Рассудив, что за час-другой ничего страшного не случится - ведь Серана сейчас очень далеко отсюда, - она сложила рюкзак с маской ко всему остальному, а потом обернулась божьей коровкой и полетела в знакомые дебри.
Когда их геройская троица явилась на задворки Волкихара, Эль заметила на пристани заваленный наглухо вход, который вел куда-то под Западную башню. Наверное, думала она, эти подземелья, где она пробирается сейчас жучком, находятся как раз за той дверью. Она видела, сколько всего уместилось в Восточной башне и под ней, и ни за что не поверила бы, что в Западной нет ничего, кроме покоев лорда.
В главном зале по-прежнему текла вялая вампирская жизнь. Кто-то кого-то ел, кто-то что-то пил, тут и там болтались без дела скучающие черные псы. И, как всегда, среди народа не было видно хозяина.
Порхнув по галерее на своих крохотных крылышках, она метнулась вверх по лестнице и пробралась в замочную скважину, а оттуда спустилась на пол, цепляясь за древесину всеми шестью лапками. В этой тихой комнате, где слышалось лишь потрескивание огня в камине, чуткий слух вампира вполне мог уловить полет настырного жучка, а Эль хотелось сперва собраться с духом - мало ли, вдруг Харкон знает о ее братании с врагом во дворе Волкихара? И что он теперь ей скажет, вот вопрос…
Торопливо пробежав по полу, божья коровка влезла на клетку и забилась под заклепку, которую до сих пор никто не подтянул. Да и зачем трудиться, ведь никого в этой клетке не держали и не собирались.
Эль посмотрела на Харкона, сидевшего в кресле у камина, и с внезапной обреченностью поняла, что вряд ли дождется от него обвинений, претензий и прочих всплесков жизни. Казалось, вампир не желал уже ничего, ни сейчас, ни потом, - он просто сидел, скрестив руки на груди, неотрывно глядел в огонь и ждал, когда его интриги приведут их всех к какому-то неясному финалу. Он будто замер во времени, а вместе с ним замерла и вся эта скудно освещенная комната. Пятна крови возле дыбы давно засохли, инструменты, как и прежде, лежали ручками не в ту сторону и половник гордо красовался среди них как равный. Кубок на столике у кресла был пустым и нетронуто чистым, и пусть на дворе стоял день, лорд не спал. Судя по осунувшемуся лицу, он не спал уже давно.
Эль смотрела на него и никак не могла избавиться от мысли: старый, такой старый… Старый, усталый дракон.
Она вспомнила Лейфа и поразилась контрасту. Даже потеряв часть души, даже бродя в мертвых пустошах Каирна, Довакин будто освещал все вокруг, заражал своим легкомысленным весельем. Но в древнем вампире весь свет угас.
Словно в ответ на ее мысли Харкон расплел руки, опустил их на колени и согнулся, повесив голову и глядя себе под ноги. Тягостное зрелище стало еще мрачнее и Эль внезапно вознегодовала. Вот этот-то человек, по уверениям Сераны, хочет исполнить пророчество? Вот эта разбитая фигура - фанатик, который готов на все ради воплощения безумной мечты? Рыцарь-Дракон слышала от вампирши немало вранья, в том числе и совсем уж вопиющего, но несуразность этого обвинения так и лезла в глаза.