Но, приглядевшись, она поняла, что ошиблась. Собор все же навестили в последний раз. Тут и там валялись разломанные скелеты и горгульи, на стенах виднелись пятна сажи. Здесь случился бой - но бой между иными силами, нежели в главном зале. Не было видно ни троллей, ни Стражей Рассвета; кажется, Довакин воевал здесь один.
Странная багровая груда лежала у подножия алтаря, истекая алым маревом в косых лучах света из бойниц. Переступая через горгулий и кости, Эль подошла ближе и наконец-то сумела разглядеть, что это прах. В первое мгновение испуганный мозг угодливо подсунул ей память о том, как рассыпались в труху поднятые на время трупы, но потом ей пришлось вспомнить и иное - смерти драконьих жрецов, которые она видела неоднократно.
Переступая тяжелыми ногами, она подошла совсем близко, преодолела ступени и опустилась на колени перед алым холмиком, неверяще протягивая вперед руку. От напряжения пальцы крючились, как птичьи когти, но в голове было холодно и пусто. Лужа крови, до сих пор не засохшая, блестела в косых лучах из бойниц, и прах, обычно светлый и легкий, был сверху донизу пропитан ею, превращен в багровое месиво.
Вот и все, мертво думала она. Он добился своего. Избавился от постылой жизни вампира, от замка, ставшего тюрьмой, от Молаг Бала, чье изваяние сейчас смотрит на нее своими каменными глазами. Довакин убил его, поглотил драконью душу и унес ее с собой. И скорее всего Лейф даже не понял, что здесь на самом деле произошло. А ведь Харкон, желай он того, мог бы выставить героя из замка одним лишь взмахом руки, выбросить вон вместе со всей Стражей Рассвета и их троллями. Но, очевидно, у этого несчастливца были выстроены совсем иные планы.
Эль вспомнила, как возмущалась тем, что ее гонят прочь, и как Харкон призывал ее прийти позже. Я был бы рад, сказал он. Он не сказал, что будет рад. “Будет” для него уже не существовало.
Но еще он сказал, что ее помощь может тут пригодиться. И он просил ее прийти… чтобы найти вот это?
Лорд Волкихара был далеко не самым добрым и незлобливым существом из всех, кого она встречала. Хватало в нем и жестокости, и цинизма, неизбежного за века жизни. Но, определенно, он не стал бы звать ее в гости к собственному праху лишь для того, чтобы посмеяться посмертно. Он помнил, что она вернула осколки его души из Каирна, и, наверное, надеялся, что она сумеет забрать и последний…
Если только кто-то не забрал его прежде нее.
Она сама не знала, надеяться ей или бояться, что она окажется права и в этом алом месиве отыщется еще один черный кристалл.
И когда она наконец-то нашла в себе силы погрузить руку в едкий, обжигающий прах, она не думала о том, что все идет так, как должно, - идет тем единственным горьким путем, который мог вывести вампира к свободе. Она думала лишь о том, что все потеряно и она проиграла. Она нигде не сумела успеть, не сумела спасти и теперь она не найдет ничего, потому что кто-то - возможно, Довакин или, еще того хуже, Серана - успели разорить останки до нее.
Рука наткнулась на гладкую грань кристалла и она осторожно, не дыша, вытянула черный камень из нестерпимо жгучего праха. Хрупкий, непрочный, он чуть не выпал у нее из пальцев и сердце тут же ухнуло в живот. Поднявшись на ноги, она сошла со ступеней, глядя на алое марево у алтаря, и вдруг вспомнила глупую мысль, пришедшую ей в голову еще в начале скайримских приключений - все, кто запал ей в душу, либо быстро умирают, либо уже мертвы.
Она заставила себя отвернуться и сделать первый шаг к выходу - первый из многих, и, казалось, что каждый давался ей тяжелее, чем целая лига пути. Из головы не выходило воспоминание о том, как он попросил забрать его душу и как она струсила, не решившись подарить ему быструю и легкую смерть. Закрыла глаза на очевидное, отступила, оставила умирать от солнечных стрел. Наверное, это было больно.
Руки дрожали и она боролась с собой, стараясь не сжимать Камень слишком сильно. В ее пальцах драгоценная находка могла бы раскрошиться в одно мгновение и тогда все было бы окончательно потеряно.
А разве оно уже не потеряно, спросила она себя и остановилась внизу лестницы, беспомощно оглядываясь.
Она не знала, куда пойти. Она не хотела возвращаться в Колледж и пока что не могла сыскать в себе силы для Бромджунара. И Камень, этот хрупкий Камень в ее руках - ей было страшно держать его, страшно отложить в сторону и совсем уж страшно сделать то, ради чего его оставили. Приняв остатки души, ей придется принять и чужие мысли, память, чувства - чувства этого мерзавца, целеустремленно шагавшего к собственной смерти, бросившего ее одну разгребать чужие беды. А после ей не будет иного пути, кроме как отправиться в святилище и там попрощаться - теперь уже навсегда.
“Ты столкнулась с настоящим доверием,” сказал тогда Вультурьйол. “Надеюсь, ты вынесешь этот груз.”
Сейчас она вовсе не была в этом уверена.