Древний

– Хочешь знать, что мной движет? – Я раскинулся на небольшом кухонном стуле, словно пьяный, уставившись в потолок. – А я сам не знаю. Я пытаюсь заставить себя жить, пытаюсь найти какую-то благородную цель, которая могла бы хоть немного затмить все то, что я натворил в прошлом. Стараюсь заставить себя поверить, что я заслужил право на безмятежное и мирное существование. Но все стимулы, которые я себе нахожу, какие-то краткосрочные. Они слишком быстро истаивают, переставая подстегивать меня, и я снова остаюсь в темноте своего разума один.

– Вам так скучно жить?

– Скучно? Вот скажи, сколько человек ты убил?

– Кха… – боец снова помялся, прежде чем ответить на вопрос. – Восемнадцать.

– Ты помнишь каждого?

– Я… наверное, нет. В память запал только первый, а остальные просто сидят в голове безликими зарубками.

– А что этот первый, ты часто видишь его? Он приходит к тебе во снах? Его лицо мерещится тебе в случайном прохожем? Или, может быть, ты иногда видишь его черты в собственном отражении?

Боец подавлено молчал, но я понял, что своими словами задел его за душу. Он не хотел быть убийцей, но был им, и это пожирало его изнутри. Не знаю, почему бездействуют министерские психологи, но чувствую, что этому парню нужна была помощь. Хотя, быть может, на него так повлияли вид мертвого города, изнурительный марш-бросок и мое общество?

– А теперь представь, воин, – продолжал я, разглядывая тонкий узор на потолочной плитке. – Что таких призраков в твоей голове тысячи. Сотни тысяч. Их настолько много, что ты не в состоянии даже сосчитать их. И ты видишь не только их лица, но и фрагменты их воспоминаний, ощущаешь обрывки их эмоций и чувств. Представил?

– Нет, – честно признался солдат. – Такую жесть невозможно представить.

– Везет тебе. А меня эта жесть преследует постоянно. Она опустошает и снедает меня. И когда я находился в самом начале этого пути, мне даже было страшно ложиться спать. Потому что мертвые в моих снах становились живыми, а я убивал их вновь и вновь, раз за разом. И это повторялось бесконечно, как зацикленная кинопленка. В какой-то момент я перегорел настолько, что сны исчезли. Я просто видел перед собой мрак и пустоту, и просыпаясь каждый раз, чувствовал себя разбитым и опустошенным. А теперь то же самое происходит со мной и наяву – мой разум просто отключает все страшные и жуткие воспоминания, а вместе с ними угасает и моя личность. Мне не нужен сон, не нужна еда, не нужен воздух. Я не умею искренне смеяться или радоваться, как и не могу больше сочувствовать и сопереживать. Из человеческого со мной остались только злоба и страх, но я опасаюсь, что и они не будут со мной всегда.

– А любовь?

Этот невинный вопрос заставил меня вскинуться как раненного волка, который услышал из дремучей чащи хруст сухой ветки. Я вперился в любопытного солдата таким взглядом, что он отшатнулся назад и чуть не грохнулся с кухонной табуретки.

– А с чего это ты вдруг интересуешься? – В мгновение ока я оказался возле него, а когда боец потянулся рукой куда-то к поясу, то ли к оружию, то ли чтобы подать сигнал своим соратникам, я перехватил его ладонь и сжал в стальных тисках мертвой хватки.

– Ы-ы, отпусти… те! – Военный попытался вырваться из моего захвата, проведя на мой локоть классический болевой прием, но я не позволил ему этого сделать. Выбив у него из-под задницы табурет, я почти нежно опустил бойца на пол и наступил коленом ему на грудь.

– Ты пытаешься меня спровоцировать? – Осведомился я, заглядывая в его переполняющиеся ужасом глаза. – Ты меня испытываешь? Или это исследовательский интерес кого-то из твоих командиров? Вы думаете, если я до сих пор никого еще не убил, то так будет продолжаться вечно?

– Хр-р… я… сам. Никто… не просил. Просто… интересно…

Солдат хрипел под моей ногой, умудряясь делать крохотные глотки воздуха, но я почему-то все еще сомневался в его искренности.

– А попробуй повторить это без своей маски.

Моя свободная рука сдернула с бойца навороченный противогаз, и вокруг меня разлилась целая гамма чужих эмоций. Удивительно, кто бы мог подумать, что тонкая непроницаемая ткань способна так хорошо экранировать человеческие чувства?

Солдат зажмурился, словно его уже слепило сияние райских врат, и сжался, будто в ожидании удара. Моя аура смерти подавила его настолько, что человек вмиг ощутил себя бессильным ребенком, позабыв о том, что он на самом деле тренированный и обученный элитный боец.

– Я сказал, повтори! – Мое тихое рычание прокатилось по кухне на недопустимо низкой для человеческого голоса ноте, и по телу распластанного на полу парня пробежала крупная дрожь.

– Это… моя инициатива! Никто меня не просил, не приказывал!

Удивительное дело, но судя по его эмоциям, военный если и соврал, то только лишь в какой-то мелочи. По крайней мере, его слова звучали достаточно искренне для него самого.

– Ну вот и молодец…