Древний Египет. Подъем и упадок

Тутмос I (1493–1481) — первый царь за три поколения, взошедший на трон взрослым. Он был в состоянии сразу приступить к реализации намеченной программы, но сперва необходимо было пресечь возможные пересуды насчет его права на царственность. Царица-матриарх, Яхмос-Нефертари, еще была жива, что обеспечивало Тутмосу столь необходимую гарантию законности, но он решил предпринять ряд публичных мер для подкрепления своего права на власть. Прежде всего, он издал декрет, объявляющий о его коронации и официальном принятии царских титулов — эти две церемонии подтверждали переход власти в руки царя и получение им божественного авторитета. Этот декрет он отправил своему наместнику в Нубии, Тури, с четкими указаниями: воздвигнуть монументальные копии в главных городах, находящихся под контролем египтян — Асуане, Куббане и Вади Хайфа. Память о мятеже против царя Яхмоса была еще свежа, и Тутмос желал с самого начала запугать своих нубийских подданных до полной покорности. Для земель к югу от Первого порога декрет Тутмоса был и предупреждением, и обещанием: не прошло и двенадцати месяцев, как Нубия зашаталась под напором завоевателей, столь слаженным и опустошительным, какого еще никогда не знали соперники Египта.

«Разъяренный как леопард», Тутмос объявил, что его цель — «устранить беспорядки по всем порубежным землям и подавить мятежников в областях пустыни»[131]. Огненный смерч бушевал над Нубией почти весь второй год его правления (1492). Правители Среднего царства довольствовались оборонительной стратегией, охраняя египетские интересы в Уавате от угроз со стороны царства Куш посредством сочетания экономических связей и политического умиротворения. Катастрофические результаты такой политики проявились в полной мере, когда Египет оказался максимально ослаблен. Тутмос I не намеревался повторять ту же ошибку. Единственной долгосрочной гарантией безопасности египетской державы он считал уничтожение кушитской угрозы.

Тутмос приказал провести флотилию судов, базировавшихся на острове Шаат, волоком в обход опасных стремнин Третьего порога и изготовиться к штурму Кермы, столицы кушитского царства. Натиск египтян был упорным и ужасающе свирепым. Керму взяли, разграбили и сожгли, ее храм осквернили. Торжествующий Тутмос направился вглубь страны в сопровождении вооруженного отряда и многочисленной свиты чиновников. Вместо того чтобы плыть по реке, они шли по дороге через пустыню, которая вела от Кермы к отдаленным верховьям Нила за Четвертым порогом. В этом был не только практический, но и символический смысл. Этим марш-броском царь достигал двух целей: распространял власть египтян шире, чем когда бы то ни было, и избегал необходимости завоевывать все промежуточные территории вдоль реки, контролируемые кушитами.

Царь и его сопровождающие остановились поблизости от высокой кварцевой скалы, которая возвышалась над пустынной равниной у Нила (ныне Хагар эль-Мерва, близ Кургуса). Являясь заметным ориентиром на открытой местности, видимая за много миль окрест скала была также объектом религиозного поклонения здешних племен, которые вырезали на ней священные изображения. Тутмос велел выбить поверх них надпись о своей победе, перечеркивая прошлое гордым утверждением могущества фараона, установившего границы своей новой империи. В надписи также упоминалось о присутствии в этот знаменательный момент дочери царя, Хатшепсут. Для Тутмоса «расширение границ» Египта было не просто личным приоритетом, но еще и определением судьбы его династии. Такого завета впечатлительная юная принцесса не могла забыть.

Возвратившись в Керму, царь оценил опустошения, причиненные его войском, и, ради соблюдения формальностей, решил увековечить сокрушительную победу в еще одной монументальной надписи: способность записанного слова фиксировать желательное положение дел лежало в основе и верований, и житейской практики египтян. Текст, вырезанный на склоне солидной, крутой скалы тут же за городом, поблизости от современного Томбоса, представляет собой подробный комментарий к нубийской кампании. Леденящим душу тоном он превосходит даже привычную для древних египтян риторику, рисуя мрачную картину побоища, постигшего злосчастных жителей Кермы:

«Ни единого из них не осталось в живых.
 Нубийские лучники пали под ударами,
 Тела их разбросаны по всей их земле.
 Внутренности их гниют в их долинах;
 Кровь из их уст льется потоками.
 Стервятники кружат над ними,
 И птицы уносят добычу свою в другие края»[132]

.