Древний Египет. Подъем и упадок

Выбирая царские титулы и сцены своих военных триумфов для храмовых росписей, Рамзес VI хотел возвеличить себя как защитника Египта — но древние чары уже развеялись; заявления царя были пустой похвальбой и никого не обманывали. Гарнизоны спешно укрепляли границу, в то время как египтяне прекратили добычу меди в Тимне, забросили «бирюзовые террасы» на Синае и утратили контроль над последними владениями на Ближнем Востоке, некогда добытыми с таким трудом. Так пришел конец Египетской империи — не под гром барабанов, а под унылый плач. Всего лишь за четыре поколения страна фараонов превратилась из величайшей державы Восточного Средиземноморья в слабое, осажденное врагами государство.

Жестокая судьба нанесла престижу фараонов еще один сокрушительный удар. В более счастливые времена быстрая смена монархов не причиняла серьезного ущерба. Но теперь ряд кратких правлений словно подчеркнул слабость владык Египта. Божественная царственность всё явственнее превращалась в чисто теоретическое понятие: Рамзесы VI, VII и VIII со всей очевидностью оказались смертными — кончины всех троих уложились в одиннадцать лет. Это свидетельствовало об отсутствии милости богов.

Политика не терпит пустоты, и, по мере того, как слабело влияние царского двора, повышались акции знатных семейств в провинциях Египта. В частности, фиванские аристократы прибирали к рукам все больше ключевых должностей. Формировались настоящие чиновничьи династии: должности переходили от отца к сыну. Это соответствовало общеегипетским идеалам, но противоречило высшему идеалу царской власти. У царя оставалось всё меньше и меньше реального влияния, поскольку государственные посты стали, по сути, наследственными.

Характерным примером этой тенденции служит фигура самой богатой и могущественной персоны в Фивах позднего периода XX династии — Рамзеснахта, верховного жреца Амона. Его «верноподданническое» имя («Рамзес побеждает») было лишь прикрытием. На самом деле верховный жрец и его семейство фактически правили Фивами, а значит, и Южным Египтом. Заняв свой пост в последние годы правления Рамзеса III, Рамзеснахт пережил целых шесть фараонов, до Рамзеса IX. Именно верховный жрец, а не царь, был теперь главой фиванской администрации. Рамзеснахт позаботился о преемственности: его должность один за другим исполняли сыновья, Несамон и Аменхотеп. Последний велел изобразить себя в храме Ипет-Сут в том же масштабе, что и монарха. Какие еще нужны доказательства умаления царского статуса вне храмовой ограды?

Преступление без наказания

Святость царских гробниц была фундаментальным принципом веры древних египтян с изначальных времен истории. Если процветание страны зависело от воли богов, а благосостояние богов — от заботы царя, тогда обеспечение вечной жизни и милости монарха было в интересах всего общества. Царская гробница воспринималась не просто как место упокоения египетского правителя, но как залог его перехода в загробный мир и гарантия воскрешения. Таким образом, это было главное и единственное в своем роде культовое сооружение страны.

Неприкосновенность усыпальниц была грубо нарушена во время смуты (первый период междуцарствия), когда пирамиды Древнего царства были безнаказанно разграблены и осквернены. По-видимому, та же судьба постигла пирамиды Среднего царства в темные времена владычества гиксосов. Учтя этот печальный опыт, правители Нового царства перешли к строительству потайных, вырубленных в толще камня гробниц — в надежде, что уж теперь-то мумии египетских монархов смогут покоиться с миром во веки веков.

Однако человеческую природу не переделаешь, и под конец XVIII династии разброд и шатания в обществе навели кое-кого на мысль обшарить гробницы в Долине царей. Как ни старались цари уберечь свои усыпальницы от завидущих глаз и загребущих рук, сведения об их расположении всё-таки просачивались за пределы долины. Хоремхеб вознамерился пресечь это зло путем реорганизации рабочего поселка в Месте Истины. До него работы здесь производились временными, порой случайно набранными бригадами; теперь была создана замкнутая, жестко контролируемая община, выйти из которой можно было только после смерти. В качестве компенсации за обет вечного молчания рабочим и их семьям полагалась забота государства: гарантированная занятость, улучшенный рацион. Лучшие из работников могли даже рассчитывать на приличный достаток и собственную гробницу на склоне холма над поселком. Такой «трудовой договор» был взаимно выгоден обеим сторонам.

Забастовки 1158 года непоправимо нарушили эту давнюю систему согласия между царем и «мастерами гробниц». Если государство более не заботилось о том, чтобы рассчитываться с рабочими вовремя и сполна — стоило ли людям по-прежнему блюсти самый охраняемый секрет государства? Неудивительно, что в условиях экономического и политического краха поздней XX династии даже гробницы в Долине царей уже не считались священными и неприкосновенными.