Международные отношения Египта не ограничивались торговлей. Когда в стране воцарилась стабильность, он вновь продемонстрировал готовность начать военные действия за рубежом, чтобы защитить свои экономические интересы и безопасный доступ к важным источникам сырья. Оба аспекта внешней политики блестяще иллюстрирует время господства преемника Сенусерта I, Аменемхета II. В храме Джерти под Фивами, разрушенном мятежниками и восстановленном при Сенусерте I, были обнаружены четыре медных сундука, спрятанные в фундаменте. На каждом было выгравировано имя Аменемхета II, и они содержали невероятное сокровище: бусины, печати и необработанные куски ляпис-лазури; слитки, цепи, фигурка льва и чаши из серебра; слитки и утварь из чистого золота. Этот клад остается одним из самых богатых, когда-либо обнаруженных в Нильской долине.
Но это не просто богатый клад, который потрясает воображение. Торговые связи, которые демонстрирует эта находка, в равной степени впечатляют: лазурит доставлялся из Месопотамии и далеких шахт Бадахшана, в то время как серебряные чаши выполнены в минойском стиле и, должно быть, прибыли с Крита или из минойской торговой колонии в Сирии.
Недавние открытия подтвердили этот интернационализм Египта в середине периода правления XII династии. Каменный блок из Мемфиса содержит извлечения из летописи Аменемхета II (1876–1842) — подробный журнал событий, происходивших при дворе фараона в течение первых лет его правления. Помимо ожидаемых религиозных празднеств и церемоний освящения новых культовых статуй самые примечательные параграфы описывают экспедиции военного характера в отдаленные земли.
Первый параграф описывает «поход под командованием начальника пешего войска, отправленный, чтобы сокрушить Азию», — набег, который принес богатую добычу: серебро, золото, скот и азиатских рабов. Последующая кампания в Ливане пополнила царскую казну подобными же богатствами, а также драгоценной хвойной древесиной и благовонными маслами. Однако самой интригующей, пожалуй, является запись о возвращении пехоты «после того, как они сокрушили Иуа и Иаси», — земли, которые уплатили дань бронзой и малахитом, а также древесиной и рабами.
Земля Иуа нигде больше не упоминается. Возможно, это египетское написание названия Ура — местности на юго-восточном побережье Турции. Если это так, вышеупомянутый поход XII династии окажется единственным известным случаем, когда египетская армия совершила набег в Малую Азию. Иаси — еще большая загадка. Оттуда поступали два материала, содержащих медь, — бронза и малахит; сопоставление этого факта с написанием названия позволяет прийти к заключению, что, вероятнее всего, так назывался Кипр. При Аменемхете II Египет явно был крупным игроком на политической арене восточного Средиземноморья — еще за 350 лет до формального создания Египетской империи на Ближнем Востоке.
Согласно этой летописи, трофеи, привезенные из заграничных походов, насчитывали тысячи рабов. Их насильственное переселение в долину Нила, где им предстояло трудиться на царских землях и строить государственные сооружения, существенно изменило этнический баланс населения Египта — что в дальнейшей перспективе должно было привести к непредвиденным последствиям. В частности, значительная концентрация азиатских переселенцев вызвала необходимость создания целого города (они же его и строили, а затем и обслуживали). Кахун, основанный преемником Аменемхета II, чтобы обеспечить кров людям, занятым на строительстве пирамиды по соседству, с его строгой планировкой, функциональным зонированием и разграничением жилых кварталов по социальным классам, представляется нам вершиной централизованного планирования, воплощением четкой структуры общества, которое так одобрялось XII династией.
Огражденный мощной прямоугольной стеной (сооруженной, как можно подозревать, скорее чтобы удержать людей, а не защитить их от врагов), город был разделен на две неравных части. В более просторной селились старшие чиновники — они жили в больших и красивых домах, расположенных так, чтобы было удобно добраться до административного центра города. В другой части, в гораздо более стесненных условиях, в рядах теснящихся друг к другу строений, похожих на бараки, разделенных узкими дорожками, разместились те, кто составлял трудовой ресурс города. Это было прямое архитектурное отражение принципа «мы и они» — отношение, весьма типичное для древнеегипетского бюрократического аппарата. В Кахуне, как на захваченной территории Уавата, строение, где людей могли удерживать силой, было существенным элементом в инфраструктуре государственного контроля.