Древний Египет. Женщины-фараоны

Поэтому-то переезд Сменхкары с женой в старую столицу был разрешен Эхнатоном, находившимся на тот момент в состоянии сильнейшей депрессии, и явился скорее результатом упаднического настроения, а не длительных раздумий царя после встречи с Тэйе.

Нефертити покорилась умалению своего значения и принятию новой религии из чувства самосохранения Не питая иллюзий по поводу внутренней сущности супруга, она знала, что в случае неповиновения может лишиться не только положения царицы, но, возможно, и жизни. О том, что Эхнатон был страшен в своем гневе над ослушниками, красноречиво свидетельствует его могущественный вельможа Туту: «Творит он силу против не знающего поучения его, милость его знающему его; противник всякий царя (обречен) мраку», «Жалуемый тобою видит его (солнце) там при восходе, а ненавистный всякий (осужден) на плаху…», «(Под) падет он, (ослушник царских указаний) мечу, огонь съест плоть (его)…»

Ярость фараона настигала не только особ предшествующего царствования, но и собственных сподвижников, еще недавно влиятельных и могущественных. Так произошло, к примеру, с Маи — главным зодчим и носителем опахала справа от царя. Неизвестно, что за проступок он совершил, но наказание его было ужасным. Имя Маи отовсюду было стерто, а изображения и гробнице замазали толстым слоем штукатурки.

К народу, впрочем, отношение со стороны Эхнагона было таким же. Никаких декларативных заявлений о заботе и стремлении обеспечивать своим правлением его благополучие, характерных для царствования Хатшепсут, не обнаружено. Зато до нас дошел документ, рассказывающий о том, как народ сгоняли, подобно скоту, на работу по возведению солнечного столба (обелиска). Фараон в осуществлений своих желаний шел буквально по трупам. Владыку Верхнего и Нижнего Египта совершенно не интересовали причины, могущие помешать воплощению его грандиозных идей. На снисхождение нечего было и надеяться ни народу, ни вельможам.

Вообще складывается впечатление, что Эхнатон в отношении близких людей и подчиненных действовал согласно принципу: бей своих, чтоб чужие боялись. И чужие поначалу действительно боялись!

Благодаря его предшественникам на престоле страны, наделенных воинственным духом и полководческим талантом, царю в первые годы правления не нужно было заниматься подавлением восстаний и казнями непокорных бунтовщиков в новоприобретенных землях. Со временем, однако, иноземные князьки начали понимать, что Эхнатон склонен с большим удовольствием заниматься внутренними проблемами Египта, нежели внешними. Если ему, в силу сложившихся обстоятельств, и приходилось принуждать подвластные народы к покорности, то делал он это неохотно и не самолично, а руками своих наместников, как, например, в Эфиопии. К чему привела подобная тактика нам известно из данных амарнского архива. Произошла полная потеря контроля над Сирией и Финикией, возникла непосредственная угроза Египту со стороны набирающих силу хеттов.

Снова мы сталкиваемся с противоречием: почему царь, известный своей бескомпромиссностью и жестокостью по отношению к тем. кто сомневался в правильности предпринимаемых нм действий или не спешил принять его веру, оказался столь слабодушен и невнимателен по отношению к внешней угрозе?

Противоречие это кажущееся.

У Эхнатона, личности явно мистико-религиозного склада, наличествовала вдобавок крайне заниженная самооценка, которую он повышал в собственных глазах наказанием людей, осмелившихся проявить самостоятельность суждений, отличных от его собственных, пусть даже неверных. Он всегда помнил о пути получения им престола, по сути, абсолютно незаконном, так же как помнил и о том, что жречество Амона спит и видит, как бы под предлогом его незаконного воцарения выдвинуть своего ставленника. Именно поэтому, с его точки зрения, любой, кто усомнился в правильности его поступков или предложенной им политики, а пуще того, отважившийся давать советы Эхнатону, как нерадивому несмышленышу, рассматривался фараоном как покуситель на его абсолютное право управлять страной и занимать престол. Такой человек, по мнению Эхнатона, представлял собой явную угрозу единоличному владычествованию царя. Оставить ослушника безнаказанным никак нельзя, иначе могут возникнуть разговоры о его слабости и неуверенности в себе как правителе, а так и до свержения недалеко!