Древний Рим. Честь преторианца

Меня выручала хорошая память и прирожденная любознательность. И если первое время я чувствовала себя Шахерезадой, балансирующей на кончике отточенного клинка, то уже к середине первого месяца во дворце возникло чувство, что Фурий искренне мне благоволит.

А чем еще объяснить то уважительное внимание, которое теперь читалось на лицах окружавших меня слуг и рабов? В покоях было множество людей. Мне даже казалось, исчезни половина молчаливых безропотных служителей – никто бы не заметил пропажи. Мы и этот вопрос обсуждали с Фурием. Вот только он не любил, когда беседа касалась политики или социальной сферы.

Скоро я поняла – он держит меня при себе как живую шарманку или "говорящую" книгу. Также я смирилась с тем, что вынуждена делить жилье с личным охранником Цезаря.

Ведь именно в комнатушку Бората вела запертая дверь, которую я не решилась открыть в первый день, исследуя предоставленные мне скромные покои. Зато уже на следующее утро я умудрилась поцапаться с преторианцем. Ничего особенного, просто меня возмутило, когда он ворвался без стука и заявил, что живет здесь один и ему не нужна соседка.

Так я же не виновата, что меня к нему подселили, я просила распорядителя найти другую нору, лишь бы не рядом с грубым великаном. Но мне отказали. Ах, на то есть личный есть приказ Фурия… Значит, придется привыкать. Нам обоим.

Борат порой откровенно пугал меня хмурым выражением лица и пронизывающим взглядом из-под густых темных бровей. И в то же время я с любопытством разглядывала доспехи преторианца – металлический панцирь, повторяющий контуры атлетического мужского тела, кожаные фестоны с бахромой на плечах и бедрах. Так же Борат не расставался с коротким мечом – гладиусом и кинжалом.

Весь облик римлянина свидетельствовал о недюжинной силище и умении пускать ее в дело по первому приказу начальства. Мелина рассказывала, что Борат правой рукой задушил взбесившегося волка, который однажды сорвался с цепи и напал на Фурия. Герой!

Да-да, с бывшей блудницей Мелиной мы тоже иногда болтали, правда, она держалась высокомерно, потому что император пару раз в неделю оставлял ее на ночь в своих покоях – одну или с подругой Тулией. Но положение этих женщин оставалось для меня непонятным, пока Тит Сергий не ответил на мой витиеватый вопрос прямо:

– У Императора есть особые привычки. Он вдохновляется созерцанием разных красивых или отвратительных вещей. Например, глядя на то, как бичуют раба, Фурий сочиняет драматические строки, а вид женской любви порождает в нем желание создать пьесу о мистериях Лесбоса. Берегись, Валия, однажды он и тебя может задействовать в живой картине.

Мне оставалось только вздыхать и надеяться на то, что Фурию будет довольно моих сказок. Он привык засыпать под мой напевный голос, недавно даже положил голову мне на колени, назвав другом своей души.

– Ты так же тонко чувствуешь гармонию стиха, как моя усопшая сестра Марцилла. Говори еще, Валия! О богах и героях чужих земель, о чудовищах и доблестных воинах. Твоя речь завораживает и насыщает мой ум. Говори еще, женщина, и я щедро тебя одарю.

Насколько я понимаю – Фурий очень одинок и опасается заговора. Не вижу в нем тирана и деспота, просто нервный молодой человек, на которого возложена большая ответственность за великую Империю.

Фурию кругом мерещатся враги, будто бы сенаторы только и ждут удобного момента, чтобы отравить его или задушить, как покойного деда Тиберия. Сенаторы хотят возродить республику, им не нравится единовластие юнца.

– Но я не стану перед ними заискивать! – потрясая худым жилистым кулаком, восклицал он. – Я покажу этим зажравшимся свиньям, кто такой Фурий Германик Август! Я вытрясу их кошели, переверну сундуки и заставлю платить за саму возможность дышать со мной одним воздухом. Верно я говорю, Валия?

Конечно, я соглашалась и поддакивала. Влезать в споры о власти не хотелось, не мое дело, кто кем правит в Риме, может, я уже завтра проснусь в своем времени, и все случившееся покажется странным сном.

Уж лучше сыграть с Фурием в кости. Иногда к нам присоединялся Тит Сергий – он всегда проигрывал Цезарю, до чего же ловкий и угодливый старикан.

А вот Борату обычно везло – простофиля не умел поддаваться и хитрить с фигурками, впрочем, Фурий редко садил охранника за игральный стол из редчайшего мрамора.

Охотнее всего правитель играл с сенаторами и прочей богатой публикой, ведь эти люди оставляли на резной поверхности стола горки золотых ауреусов и свои перстни, но подобострастно улыбались Фурию, пятясь задом к дверям. Если проигрывала я, то забавляла императора анекдотами или смешными историями, что с меня еще взять.

Но порой я с трепетом ловила на себе пристальный, оценивающий взгляд Фурия и невольно опускала глаза. Сколько я еще смогу рассчитывать на расположение владыки и что со мной будет, когда ему наскучат мои рассказы?

Глава 9 Хотела только подружиться