Древний Рим. Имена удовольствий

– Свернуть бы шеи обоим!

Мы отпустили козленка, и он радостно поскакал к старикашке с увесистой палкой в руках. Этот солидный предмет мог служить хозяину как для опоры, так и в виде оружия от посягательств на его добро.

– Не надо обижать старого человека, пошли-ка домой.

Фракиец долго ворчал, а потом поймал меня в объятия и закружил на поляне. После чего остановился и внимательно посмотрел мне в глаза:

– Скажи мне, кто он?

– Он? – притворно удивилась я.

– Тот, кому ты хранишь верность! Почему он не приходит к тебе, позволяет прозябать в бедности? Где его дом? Далеко? Он остался на твоей родине, он твой муж?

– Давай не будем говорить о том, что с нами было до Рима. Мы оба скучаем по дому, но вот кому из нас доведется вернуться знают лишь Боги. Я желаю тебе добра, Дакос, но мы с тобой только друзья.

– Нет, я никогда не соглашусь быть тебе только другом. Я завоюю тебя, ты будешь моей, я это загадал прямо здесь, на священном месте. Когда-нибудь ты будешь принадлежать мне, Наталия!

– Только пророчеств подобного рода мне еще не хватало! Поспешим, Клодий уже беспокоится обо мне.

– Его интересуют одни писульки на его свитках…

– Он же поэт… и у него есть своя сердечная драма. Он любит Оливию.

– Кто только в Риме не любит эту похотливую женщину, – сплюнул Дакос.

– Довольно! Мы возвращаемся.

– Как прикажешь, госпожа!

– Так-то лучше…

Путь в усадьбу Клодия занял у нас немного времени или мне так показалось. Я была раздосадована и встревожена. Дакос молча шагал рядом и тоже не в духе. А на нашей улице к нему вдруг подошел кривобокий раб с обезображенным шрамами лицом и стал делать какие-то знаки, на которые Дакос тоже ответил загадочными жестами.

– Твой знакомый? – небрежно поинтересовалась я.

– Да, я знаю его. Ты позволишь отлучится до ночи? Я отведу тебя в дом и вернусь на улицу.

– Иди, если тебе нужно.

Я со вздохом облегчения проводила глазами высокую фигуру и отвела глаза, заметив, что фракиец обернулся и помахал мне рукой, сначала приложив ладонь к своему лицу, а потом к груди. Все ему неймется, нет, надо дать свободу и отвязаться, хотя… не получится ли все наоборот. Довольно с меня приключений на сегодня, я проведу этот вечер в кругу семьи.

– Элиав, а что Клодий делает?

– Он пишет поэму! – вздохнул молодой грек.

– Ну, и молодец! Надеюсь, это будет шедевр. Голодные поэты с разбитым сердцем часто сочиняют шедевры, так уж исторически повелось.

Я забралась в гамак, натянутый между двумя платанами, рядом со стеной, где начинались владения нашего соседа и стала раскачиваться. Ну, что ж скрывать, мне сейчас хотелось еще немного вина и мужчину. Мне хотелось жить на полную катушку, а не вянуть под теплым ласковым солнцем Рима, превращаясь в клеклый изюм. Хотелось любви…

За забором раздался лязг оружия, и я насторожилась. Опять тренировки! Я тут страдаю по нему, кое-как отказываюсь ради него от качественных интимных услуг, а Гай Марий спокойненько себе тренируется. Плечико, наверно, уже не болит.

Я стала раскачиваться агрессивнее, а потом запела. Да-да, я просто хотела выразить свое отношение к происходящему и так, чтобы Гай мог оценить. А для этого великолепно подходила песня из кинофильма «Звезда пленительного счастья», насколько я помню, песня была о гусарах, а гусары – это, конечно, военные, да еще какие…

Кавалергарда век недолог,
И потому так сладок он.
Труба трубит, откинут полог,
И где-то слышен сабель звон.
Еще рокочет голос трубный,
Но командир уже в седле.
Не обещайте деве юной
Любови вечной на земле.
Напрасно мирные забавы
Продлить стараетесь, смеясь.
Не раздобыть надежной славы,
Покуда кровь не пролилась.
И как ни сладок мир подлунный,
Лежит тревога на челе…

Я с удовольствием обнаружила, что звуки сражения за стеной смолкли. Так ему, так! Пусть я мечом размахивать и не умею, да мне их меч даже в руках не удержать, он ведь тяжелый. Зато темперамента мне не занимать.

Мы, Наталии, все такие, недаром считается, что у этого имени сильная сексуальная энергетика, а если учесть, что я почти Скорпион… Туши свет!

И прими мою страсть, ибо ты на нее уже обречен, гордый римлянин – Гай Марий Каррон.

Глава 13. Сердце солдата

Плакали невидимые струны,

Огненные плавали столбы,
Гордые военные трибуны
Опускали взоры, как рабы.
А царица, тайное тревожа,
Мировой играла крутизной,
И ее атласистая кожа
Опьяняла снежной белизной…

Н. Гумилев