Древний Восток. У начал истории письменности

Шумерские воины, вооруженные боевыми топорами и копьями. Деталь барельефа, изготовленного в память Эаннатума, царя Лагаша.

Как говорит легенда, заключению сделки помогли шумерам боги: они связали ветер и не позволили пролиться дождям, чтобы на землях жителей Аратты, не знавших орошения, ничего не росло и голод вынудил бы их к торговле.

В этом было большое преимущество шумеров: орошаемые земли почти всегда приносили им обильный урожай. В каждом городе подле храма стояли амбары и закрома, куда свозили собранные у земледельцев, скотоводов, рыбаков продукты питания, шерсть, лен и прочее — все, что было предназначено на содержание жрецов, писцов, придворных, различных ремесленников и работников, а также для торговли. Там же хранились под замком добытые в других странах сокровища, сырье, готовые изделия, а также находилась документация: глиняные таблички, на которых в шумерских мерах объема, веса и длины все было записано, всему велся точный учет.

Бережливо относились шумеры даже к крошкам, учитывая и их. Наименьшей мерой веса было ше — средний вес одного ячменного зерна. Гин весил в 180 раз больше (около десяти граммов), мана была в 60 раз тяжелее гина (немногим более полкилограмма).

Но из маленьких ручейков образуются реки. И если можно еще усомниться в правильности тогдашних письменных документов, то нельзя не поверить свидетельству раскопанных могил, а раскопки эти говорят о роскоши и богатстве шумерской городской знати уже в ранний период шумерского государства. Правда, за истекшие с тех пор чуть ли не пять тысяч лет мало могил осталось неразграбленными, но и эти несколько нетронутых дают представление о многом. В гробнице Мескаламдуга, который носил титул царя, но, возможно, царем не был, ученые, раскопавшие памятники города Ур, нашли целую сокровищницу. По шумерскому обычаю на голове умершего, лежавшего на правом боку, был вычеканенный из золота шлем, в руке он держал тяжелую золотую чашу, подле него и за ним лежало еще по золотой чаше, у локтя — золотой светильник в форме раковины, у правого и левого плеча — по топору, изготовленному из сплава золота с серебром. Покойник был перепоясан широким серебряным поясом, на котором висел золотой кинжал и на золотом кольце — точильный камень из лазурита; вокруг верхней части туловища лежали сотни бусин из лазурита и золота, которые, очевидно, осыпались с давно истлевшей одежды, а за спиной — целая груда золотых головных украшений, браслет, серьги в форме месяца, кольцо в виде спирали из золотой проволоки, амулет…

В гробницах подлинных царей и цариц ценностей находилось еще гораздо больше. Но вместе с царями хоронили не только груды золотых и серебряных сокровищ, но и множество людей, которые ложились в гробницу своего господина, как видно, добровольно, принимали там принесенный с собой яд, чтобы вместе со своим владыкой перейти в другой мир. В гробнице царя Абарги нашли шестьдесят пять таких спутников его в подземном мире — мужчин и женщин. В гробнице жены Абарги, царицы Шубад, — двадцать пять. В гробнице неизвестного владыки лежали останки шести мужчин и шестидесяти восьми женщин, мужчины лежали у боковой стены, вблизи входа, женщины — правильно расположенными рядами на полу. «Все они лежали на боку, — пишет в своем отчете о раскопках сэр Леонард Вулли, — с чуть подобранными ногами и поднятыми к лицу руками, так тесно друг подле друга, что голова лежащих в одном ряду покоилась на ногах лежащих в другом ряду. Здесь еще больше, чем в гробницах царицы Шубад и ее мужа, бросалось в глаза декоративное расположение мертвых тел, исключающее даже видимость какого бы то ни было насилия».

Золотой шлем Мескаламдуга, один из шедевров шумерского ювелирного искусства.

Радовались они тому, что могли умереть? Что одурманенные наркотиками могли во сне перейти, как они полагали, в потусторонний мир и там продолжать свою прерванную на земле жизнь?

Вряд ли самоубийство их было радостным праздником. Даже в самых больших шумерских городах жило не более десяти-двадцати тысяч человек; с уходящими навек здесь прощались как с хорошими знакомыми. Тем, кто удалялся под землю, — а это были не нищие рабы, а придворная знать, — плакать не пристало: сохраняя достоинство, в нарядных одеждах, сверкающих драгоценностями, торжественно шли они по своему последнему пути, словно не на смерть, а на свадьбу. Но толпящиеся вокруг могилы люди, в том числе семья и родственники уходящих, разражались громкими рыданиями, и напрасно свистели дудки и били барабаны, звенели арфы и лютни, звуки их заглушались воплями остающихся в живых. Городские бедняки во время этого раздирающего душу обряда не раз задумывались над тем, что если бы все эти сокровища принадлежали бы им! Какой грех закапывать их в землю!