Древний Восток в античной и раннехристианской традиции

Порой возникает впечатление, что источники Птолемея имели не только письменный, но и графический характер. Так, например, он говорит о том, что устья индийских рек «Бенда» и «Гоарис» находятся в районе города «Каллиена». Несмотря на бесконечные искажения греческим географом иноязычных названий, в данном случае все узнаваемо: «Каллиена» соответствует городу Кальяну (разговорная индийская форма — Калияна), «Бенда» — это Бхиманади, то есть «река Бхима», а «Гоарис» — Годавари («река Года»). Однако и Бхима, и Годавари текут на восток. В западной Индии находятся не устья их, а истоки. Ни один путешественник не мог бы сделать столь нелепой ошибки — перепутать устье с истоком. На рисованной же схеме направление течения реки не очевидно и начало ее, помещенное неподалеку от западного побережья, вполне могло быть принято за устье. В таком случае автор скорее описывает карту, чем готовит материалы для ее составления.

Труд Птолемея может быть датирован серединой II в. Однако из этого вовсе не следует, что материал его книги относится к тому же времени. При ее составлении, несомненно, использовались различные источники, и для каждого региона требуются свои датировки. При описании Южной Азии иногда встречаются сведения, относящиеся к политической истории, которые помогают определить даты того источника, который был привлечен Птолемеем. Так относительно города «Озене» (то есть Уджаине) дается примечание: «резиденция Тиастана», а о городе «Байтхане» (Пратиштхане) — «резиденция Сири Птолемея». Тиастан — это царь из династии Западных Кшатрапов Чаштана, а Сири Птолемей — Сири Пулумави, правитель из династии Сатаваханов (или Андхра). Оба были современниками и, следовательно, первоисточник сведений о них был один и тот же. Чаштана и Сири Пулумави правили в 90-х годах. Значит, в распоряжении Клавдия Птолемея находился текст более раннего времени. Информация географа об Индии близка той, что содержится в «Перипле» и, по-видимому, относится к чуть более позднему времени.

Эпоха Поздней империи дает мало новых свидетельств о далеких странах Востока (хотя археологические находки говорят о том, что и в это время торговые связи с ними вовсе не прерываются). Научная мысль античности не предлагает ничего принципиально нового, и карта мира Клавдия Птолемея остается основополагающей на полторы тысячи лет — до эпохи Великих географических открытий.

У раннехристианских авторов особый интерес вызывали сообщения старинных писателей о жизни и учениях индийских «нагомудрецов». Им посвящались целые трактаты — к примеру, сочинение на греческом языке Палладия[32] и сходный текст на латинском, приписываемый Амвросию Медиоланскому. Эти литературные упражнения лишь в незначительной мере основаны на информации, действительно идущей из далекой Азии. Они представляют собою по преимуществу назидательные сочинения, в которых духовные идеалы различных народов (персидских магов, вавилонских халдеев или индийских брахманов) сопоставляются с христианскими и противопоставляются последним. Историческая достоверность сведений о критикуемых доктринах язычников благочестивых авторов заботила мало.

Впрочем, в произведениях того времени появляется и новый элемент — а именно, скупые сведения о религии Будды[33]. Вполне возможно, что некоторая информация о буддийских монахах проникла к античным авторам из Центральной Азии, где в начале нашей эры широко распространилась эта религия. Встречающаяся у греческих писателей форма слова «семны» (от палийского «самана») может указывать на посредство семитского языка, не знающего огласовок. Известно, что существовала почти полностью утерянная сирийская литература об Индии, следы которой сохранились по-гречески (фрагменты Бардесана).

Преимущественный интерес к религиозным сектам характерен не только для ранних христиан, но и для представителей других идейных течений той эпохи. Кризис античного миросозерцания способствовал распространению восточных культов и мистических учений. Сами явления природы экзотических стран привлекали внимание не как объект научных изысканий, а в качестве неких знаков, получающих символическое истолкование. В этой связи переживают второе рождение мифологические образы, содержащиеся в ранней греческой литературе (прежде всего у Ктесия). Буйная фантазия рождает все новые и новые химеры. Уже недостаточно загадочного зверя единорога, рядом с ним появляется «мраволев» — гибрид льва с муравьем. Обыкновенный бегемот превращается в чудесного «речного коня» (гиппопотама). Распространяются специальные книги толкований того, что значит то или иное творение. Даже сочинения тех, кто сам путешествовал в дальние страны, преображают действительность в соответствии с уже сложившейся литературной традицией («Христианская топография» Космы Индикоплова). Из книг подобного рода историк с трудом может выделить элементы географической или исторической действительности. Их авторы слишком мало озабочены реальным миром, они устремлены к таким ценностям, которые «не от мира сего».