Древности Константинополя

В одном из глухих переулков, где, кроме заборов, видны только сорные травы и ползучие растения, в небольшой лазейке вы легко увидите крупного греческого монаха, уже выглянувшего на звук ваших шагов. Войдя внутрь, на вымощенный мрамором двор, замечаешь справа прежде всего кофейни в саду, а слева – стеклянную галерею. В галерее стоят несколько греческих духовных лиц, и от самого входа двери – на столах расставлен ряд блестящих медных блюд, аршин в поперечнике и более. Вас поведут, – правда, с большой предупредительностью, – в церковь, но она не поправит дела: какой-то деревянный сарай, выкрашенный в серую краску, с уродливым иконостасом. В левой стороне сохранилась от древней церкви арка с новой надписью, а внутри ее на поставке – ковшики с водою и блюда; на стене нарисована неизменная итальянская Мадонна с Младенцем, тогда как Божия Матерь Влахернитисса изображалась одна и с поднятыми обоими руками, как мать-заступница, – древнехристианский образ Церкви на земле. Из рук этой чудотворной иконы, сделанной в виде барельефа на мрамор, шла святая вода в водоём, куда погружались императоры после больших и торжественных церемоний. Некогда в великолепном храме, основанном ещё в V веке, хранилась риза Богородицы и золотой ковчег с ее поясом, – и Антоний называет церковь «Лахерная святая, к ней же Дух Святой сходит». Ужасна и обстановка этой святыни. Миазмы низменной местности, ободранные хижины и берлоги евреев и цыган, лепящиеся около стен тучи попрошаек и нечистоты на каждом шагу – вот впечатления туриста. Идёшь и не глядишь ни на что, и всё, что вчера казалось живописным, потому что редко встречалось, теперь кажется безобразным, неприятным.

Pис. 20. Городские стены в квартале Айван Серай, близ древних Влахерн

Однако же, и здесь древняя Византия оставила нам чудные уголки. Один из них можно особенно рекомендовать любознательным путешественникам: он носит название Токлу-деде-Меджиди и находится близ ворот Айван-Серай-Капу. Первое имя упоминает святой источник преп. Фёклы, второе же указывает на древние ворота, ведшие некогда в купольный дворец (айван – купол; серай – дворец; капу – ворота). Этот уголок Византии, в буквальном и переносном смысле, легко отыскать с помощью уличных мальчишек квартала. Их же кстати здесь очень много, так как местность близка к берегу Золотого Рога, месту их промыслов. Квартал и чище и живее, и не редкость в этих закоулках встретить домики, более убранные и даже нарядные; паши избрали эту окраину для своих дачек; тут же недалеко Эюб с любимыми прогулками мусульман. Вы встретите в переулке маленькую церковь Св. Фёклы, превращённую в тэккие дервишей и теперь уже опустелую, запущенную. Затем, повернув раза два-три, подойдёте к мусульманским воротам монастыря и даже не заметите стены, которая вся замаскирована налепившимися с этой стороны на неё домишками. Но когда затем войдёте в эти ворота и вступите во двор, вымощенный и наполненный надгробными памятниками, вы будете так же поражены, как если бы сами открыли среди хлама нечто очень редкое и художественное. Представьте себе в яркий солнечный день обширную площадь, заключённую между высоких стен и колоссальных башен по углам, поросшую вековыми деревьями, со стенами, полузакрытыми плющем. Башни и стены внизу погружены в лиловый мрак, играют наверху золотисто-розовыми тонами, и на их фоне переливаются чудные краски сверкающей на солнце зелени, а несколько кипарисов разделяют эту блестящую поверхность, как громадные столбы. Во всякое время здесь полная пустыня и уединение, никто не приходит к священному источнику. Но место это, помимо своей красоты и живописности, играет ещё роль в истории Византии и отчасти нашей. Анна Комнин рассказывает, что ее предок Исаак Комнин, в 1058 году, возвращаясь после победы над печенегами, остановился станом у подошвы горы Ловитц; 24-сентября, в день Св. Фёклы, погода была ужасная: шёл разом дождь и снег, и ударом молнии повалило большой дуб, под которым было укрылся сначала император. В память своего спасения и поставил Исаак церковь Св. Фёклы, близ самых ворот, где он въехал домой, в столицу и вместе в свой дворец, так как Влахернский дворец доходил почти до этого места. Стены же, окружающие его, построены: внутренние – Ираклием, внешние – Львом Армянином. Во внешних стенах и теперь можно видеть верхние косяки ворот, заложенных и доверху заваленных. Были ли это ворота Кинегиона, которыми выезжали императоры на охоту, или другие – не всё ли равно, если сообразить, что во всяком случае, это был именно доступ для всех северных пришельцев в Византию.