***
- Хватит! – Я стянула с головы обруч и перевела дыхание. Нер, что же ты наделал?! Как ты мог подставить родного брата?! Как мог?! Да будь ты проклят, Нер, где бы ты ни находился!
Голова раскалывалась на части, но я узнала, что хотела. И все равно – меня не оставляло чувство неправильности. Как мог маленький мальчик вырасти в такого безумца, в отравленного ложью убийцу?! Ранние воспоминания будто принадлежали другому Неру – Неру, которого я знала и любила, как друга. Такой контраст…
Я потерла виски и вздохнула. Наверняка что-то пропустила, но сейчас я не могу – просто не могу! – снова залезть в чужие воспоминания! От одной мысли тошнит.
И радость, и боль. Радость за Линда, боль за Нера. Я свернулась в кресле калачиком и вытерла мокрые от редких слез щеки. Надоело – все-все надоело! Думать не хотелось ни о чем, но думалось обо всем сразу. О Нере, об Аглосе, о Линде… о себе.
Способность думать – великий дар человеку, но иногда – особенно в бессонные ночи – очень хочется вернуть этот дар обратно Создателю.
***
- Выглядишь неважно. - Линд свернул газету и нахмурился. Голос у него, конечно, заботливый, но я едва удержалась, чтобы не послать беднягу в пропасть. С самого утра настроение было такое… ну такое!!! Весь мир бы в щепки разнесла, если бы смогла!
Я хмуро шлепнулась на стул и яростно покромсала яичницу на мелкие кусочки.
- Опять яичница!!! – Фейка со злостью бросила в меня кусок хлеба и затопала ногами. Видимо, мое настроение заразно – вот и Дзинь с ума сошла.
Линд усмехнулся и вернулся к газете. Серые сумерки проникали сквозь окно на кухню, каким-то образом минуя Линда, отчего казалось, будто он тут единственное яркое пятно – островок света в мире серости. И как он только читает в такой темноте? Хотя да, он же не Одаренный, а Великий, а мы порой лучше в темноте видим, чем при ярком солнце.
Вяло поковырявшись в тарелке, я не выдержала.
- Хочу спать! - Я отставила яичницу и придвинула к себе чай. Великие удивительно предсказуемы в выборе завтрака – всегда одно и то же: яичница и чай с булкой. Нет, вру, иногда бывает овсянка и сенерингольский штрудень, кислятина та еще. – Нам обязательно сейчас ехать?
- Думаю, чем скорее, тем лучше.
- А я думала, тебе захочется получше познакомиться с хозяйкой, - я закашлялась, коря себя за длинный язык и постаралась сменить тон с ехидного на дружелюбный. – Ну, мне кажется, она довольно милая женщина и вообще…
Я опять закашлялась – на этот раз еще менее натурально – и порадовалась, что в сумраке лицо разглядеть трудно.
В конце концов, какое мое дело?! Линд, кстати, ни капли симпатии не проявил, наоборот – держал себя так, будто только что вернулся с Хрустального Материка, где промерз до состояния сосульки. Тем более странно, что меня так раздражает эта хозяйка!
- Веа, - Линд улыбнулся и опустил газету. – Не бери в голову. Мне нравятся… другие женщины.