Ветер унесся прочь, оставив после себя звенящее, полное ликования безмолвие. Я слышал звук собственных шагов, чувствовал сладковатосоленый запах крови. Я опустился на колени и протянул руки к знакомому, еще теплому лицу.
Меня оттолкнули, и я распластался на тропе. Юноша-альбинос, которого я впервые увидел на острове, наклонился над моей женой и быстро укутал ее в бизонью шкуру. Не медля ни секунды, он помчался к огромному пирамидальному городу. Серебряная тропа возникала перед ним и не исчезала за его спиной. Я встал, собираясь бежать за ним, но меня оставили силы. Я лишился меча. Украденная энергия покидала мое тело.
Я споткнулся и упал на зыбкую тропу. Мои ладони погрузились в ртуть. Я попытался ползти. Мой горестный вопль донесся до самых отдаленных миров.
Потом рядом со мной появился Лобковиц, и они с индейцем помогли мне встать.
— Он надеется спасти ее, — сказал Лобковиц. — Еще есть шанс. Видите?
Даже мертвая, она может прокладывать дорогу.
— Почему вы позволили мне… — Я осекся. Я не из тех людей, которые обвиняют других в своих ошибках, но то, что случилось, я не мог представить даже в самом кошмарном сне. Мной овладело ужасающее смятение; воспоминания Эльрика столкнулись с моими и слились в общем раскаянии. Только теперь я вспомнил, кто я на самом деле такой.
Каким образом Эльрику удалось до такой степени подчинить меня себе?
Я огляделся, ожидая, что он появится рядом, как это было при нашей первой встрече в фашистском концлагере. Однако теперь наша взаимосвязь была намного глубже.
Лобковиц кивнул индейцу.
— Сэр Айанаватта, если бы вы подхватили его под другую руку…
Айанаватта сразу взялся за дело, они вдвоем потащили меня к нетерпеливо дожидавшемуся мамонту и посадили на его спину.
Теперь я понял, почему они так торопятся.
Викинги возвращались. Они уже бежали к тропе, которая была доступна как для них, как и для нас. Они перегруппировались, сомкнувшись вокруг своего главаря в зеркальном шлеме. Я слышал их голоса, эхом разносившиеся над поверхностью замерзшего озера. Неужели они собирались напасть на нас?
Я попытался вырваться, чтобы подобрать свой меч, но двое мужчин крепче стиснули мои руки, а я был слишком слаб, чтобы их одолеть.
— Не бойтесь Гуннара и его людей, — сказал Лобковиц. — Мы укроемся в городе еще до того, как они настигнут нас.
— Как только мы окажемся за воротами, он не сможет причинить нам вреда, — подтвердил его спутник.
Увидев, что молодому человеку ничто не угрожает, я испытал громадное облегчение. Он замедлил бег, миновал ворота и исчез. Я вновь оглянулся.
Гуннар — или Гейнор — продолжал преследовать нас. Перспектива казалась мне искаженной. Он и его люди либо были слишком далеки от нас, либо слишком малы по сравнению с мамонтом. Может быть, все это — иллюзия или еще один сон? Могу ли я доверять собственным глазам, собственным чувствам? У меня было такое ощущение, словно я невероятно увеличился в размерах и вместе с тем утратил часть своей плоти. Моя кожа надулась, как воздушный шарик, готовый лопнуть. Моя голова пылала, словно в лихорадке. Окружающий мир деформировался и обрел подвижность. Мамонт то увеличивался, то уменьшался в размерах.
Меня мутило, глаза болели, я не мог держать голову прямо.
У ворот я окончательно потерял сознание, а когда очнулся, мы уже находились за высокими стенами города Какатанава. Мной овладело неожиданное ощущение безопасности. Молодого человека с телом моей жены здесь не было. К моему изумлению, обширное пространство вокруг гигантского города словно вымерло. Однако, приближаясь к нему по проходу в горах, я видел признаки кипучей деятельности. Казалось, все это было туманной иллюзией, сном, лишенным сколь-нибудь разумного смысла. Разве может такой огромный город создавать впечатление пустынности?
Даже мамонт, казалось, удивился; он поднял хобот и качнул головой, со свистом рассекая бивнями воздух, и протрубил приветствие, ответом которому была тишина, если не считать эха, разнесшегося среди безлюдных ярусов и далеких горных вершин.
Куда исчезли какатанава, индейцы-гиганты, которое привезли меня в бездну Нихрэйн, а затем в этот мир? Я попытался высвободиться из рук, заботливо поддерживавших меня. Я хотел получить ответы на свои вопросы. Кажется, я что-то говорил, не в силах остановиться. Потом я погрузился в глубокий сон. Но он не принес мне облегчения. Меня мучили сны, такие же беспокойные, как мое нынешнее существование, и столь же загадочные.
В этих снах я встретил тысячи воплощений Оуны, женщины, которую любил; в этих снах я убивал ее тысячи раз тысячами способов. Я изведал тысячи видов раскаяния и невыносимого горя. Но в этой душевной агонии я нащупал тонкую нить надежды. Она представлялась мне как едва заметная серая жилка, ведущая от трагедии к радостному избавлению, туда, где исчезают все страхи, унимается тревога и исполняются самые заветные мечты. Что, если Какатанава — это лишь другое название Танелорна, и я смогу обрести здесь покой, вернуть любимую и возродиться к жизни?