Древо света

А сама вся трясется под коричневой, видать, никогда не снимаемой косынкой. Нос, оседланный маленькими круглыми очками, нависает над зияющим провалом беззубого рта. У очков вместо сломанной дужки — зеленая льняная тесемочка.

Аж отпрянул от придвинувшейся вплотную старухи. Призрак, привидение! Неужели это Морта просит взвесить ей два яблока? Морта, сочный рот которой сверкал ровными сахарными зубками? Морта, игравшая своей пышной длинной косой, как котенком или щенком в подоле? Да не может того быть! Но ведь больше никто не называл его Лауритисом — Морта, одно время заглядывавшаяся на муженька своей задушевной подружки, да сама Петронеле.

— Прошу прощения… Два яблока?

— Сколько могу съесть, столько и покупаю! И ты мне не указ, жадюга! — вдруг разъярилась старуха, вертя трясущейся, словно на палку наколотой головой. Из-под косынки выбилась косичка — облезлый мышиный хвостик. — Никому не запрещено покупать, сколько нужно, а он, видите ли, недоволен!

— Да на, бери, бери, Морта! Только не ругайся. Торговлю мне испортишь.

Торговлю? Он выхватывал из ящика скользкие восковые шары и совал их в полиэтиленовый пакет старухи. Бери, Морта! Ешь на здоровье, Морточка, чего там скрывать, было ведь времечко, когда поглядывала ты на меня… А как ничего не вышло, то и нашептала Петронеле, дескать, городскую потаскушку на лошади катал, вином из бутылки поил, а люди видели и смеялись… Шептала не шептала — разве это важно, когда… два яблока просит?

У Балюлиса дрожали руки и прыгал подбородок, будто с самой смертушкой столкнулся. Ох, придет час, заявится та гостья… Неужели и тогда в кусты полезешь, Лауринас? Подумав так, пришел наконец в себя.

— Весы поломались, Морта, но тебе, тебе — ото всей души! — засмеялся подрагивающим еще, но уже своим смехом. — Не бойся, денег не возьму.

— Сам ты сломался, не весы! Пакетик, гляди, своими граблями порвал! Такой хороший, удобный пакетик. А подачки мне не надо. Я пензию получаю, найду чем заплатить за несколько червивых яблок! — скрипела Морта Гельжинене, роясь в складках юбки вроде бы с намерением вытащить оттуда кошелек.

— Успокойся. Не жадюга я, не возьму. И чего это ты такое надумала, Морта… Морточка?

— Скупердяй, скряга! Знаю я тебя: кладешь-швыряешь, а сам от жадности обмираешь!

Морта снова сунулась было к нему, еще что-то добавить хотела — передумала или забыла. Усмехнулась и задом, задом — чтобы мог лучше рассмотреть? — растворилась в толпе.