Древо света

Женщина гордо выгнула шею, но ни один волосок шлема не дрогнул, зазвенели только низко свисающие серебряные серьги, и снова что-то — уж не радостное ли предвкушение перемен? — пронзило Лауринаса. Всю жизнь смущали его женщины, волновали их хитроумные приманки. Вот и Маков цвет поначалу не чем иным его привлекла — опущенной на глаза сеточкой с черными мушками… До того увидел он ее с открытым лицом и преспокойно прошел мимо. Что красивая, спору нет, однако бархатные, ласково улыбающиеся глаза невелики, а ноздри даже нагловато вывернуты. Не одна такая болтается по городку в праздничный день. Но вот — хлоп! — опустилась на лицо сеточка, и не только лицо — вся стать ее изменилась, женщина превратилась в тайну, сделалась соблазном и, не сходя с места, воспарила, а вместе с ней и толпа зевак, и городские крыши, и вся голубая необъятная пустыня над ними.

— Стар я глупости-то болтать, уважаемая. Или стоящих собак не видывал?

От духов, источаемых ее прической, от нахлынувших воспоминаний, от шума и гама вокруг телеги у Балюлиса мелькало и двоилось в глазах. Должно было произойти и уже происходило что-то непредвиденное, о чем утром, выезжая из дому, и не помышлял.

— Прекрасная собака! Породистая. С паспортом. Достойнейшая родословная!.. — Вальяжная покупательница словно керосину плеснула в огонь, который и так уже вовсю трещал и приятно согревал. — Тубо, Негус! Негусом его звать. Жесткошерстый фокстерьер. Вам знакома эта порода?

— Я, уважаемая, сам хороших лошадей и хороших собак держал, — выкарабкивался из сложного положения Балюлис, не любивший признаваться, что чего-то не знает.

— Привязчивый. Верный. Рыцарь, не пес! — как жениха, нахваливала хозяйка собачонку, нюхавшую то тележное колесо, то лошадиное копыто.

— Как же. Видно, что серьезная собачка. Не ластится, не дворняга.

Негусу надоела лошадь, он принялся за ногу Балюлиса. Яростно обнюхивал — вот-вот цапнет.

— Прекрасно! Значит, знаток, разбираетесь в породистых животных. Прекрасно!

— Да, не отказался бы завести такую. Уж мне такая бы сгодилась! — вырвалось у Лауринаса, опасливо поджавшего ногу, но раскрасневшегося от комплиментов дамы, от льстящих самолюбию взглядов покупателей.

— Не часто встретишь такого интеллигентного человека. Крестьянин, а торгует честно, никого не обманывает. Такой и собаку не станет обижать. Однако не сердитесь, уважаемый, но Негуса я ни за какие деньги не продала бы! — Унизанная серебряными кольцами и браслетами рука скользнула над собачьей головой. Не опустившись на рыкнувшую морду, нырнула в ящик, словно делая одолжение, покопалась там и извлекла краснощекое яблоко. — Медали у нас, правда, дома остались. Таллинские и вильнюсские медали. Подождите, что собиралась я вам сказать? Ах, да! Если уж очень попросите, могу предложить младшего братца моего Негуса Уэльса. Назван в честь принца Уэльского.

— Не откажусь! — Балюлису некуда было отступать. Пусть неласковая собака, но благородных кровей. В колхозе, да что там, во всей округе другой такой не сыщешь.

— Полсотни для вас, полагаю, не будет слишком накладно? — Покупательница незаметно превратилась в продавца.

— Мне? Мне подойдет!

— Ну и прекрасно! Другого ответа от знатока я и не ждала! — Одна ее рука крепко держала рвущегося куда-то пса, другая на прощание помахала перед носом Лауринаса. — Скажите, где ваша усадьба, и я сама доставлю Уэльса. Не волнуйтесь, зять водит машину. Мы отдыхаем на озере Бальгис.

— Красивое место.

— Озерцо-то маленькое, но глубокое.

— Говорят, там давеча щуку поймали — с бревно!