Древоточец

Однажды ночью я вдруг проснулась. Вечером я приняла те же таблетки, что и в предыдущие дни, но приступ боли почему-то разбудил меня. Я увидела старуху, едва открыв глаза, и сразу ощутила ее холодные костлявые пальцы у себя во рту. Она склонилась надо мной, ощупывая мои десны, язык, зубную эмаль. Копалась у меня внутри обеими руками, всеми пальцами грубо, как мясник. Заметив, что я открыла глаза, выдернула пальцы, вытерла слюну о ночную рубашку, медленно подошла к своей кровати и улеглась. Мне захотелось вскочить, схватить ее за волосы, вытащить из постели и наорать на нее: «Что ты со мной сделала, злобная ведьма?», но вдруг у меня закружилась голова. Действие болеутоляющих вернулось, и все вокруг снова обмякло, я едва могла двигаться и даже держать глаза открытыми. Попыталась не заснуть, потому что очень не хотела, чтобы старуха опять копалась у меня во рту, но мне это не удалось.

Проснулась я нескоро, ближе к вечеру. Простыни прилипли к телу, волосы спутались и слиплись на лице. Я уже так привыкла к боли, что мне стало безразлично, есть она или нет, поэтому потребовалось несколько минут, чтобы убедиться: ее больше нет. И теперь я не чувствовала ничего такого, даже малейшего неудобства. Встала с кровати, открыла дверь спальни и тотчас же ощутила тошноту. Почувствовала, что меня вот-вот вырвет, хотя было нечем, ведь я несколько дней не могла заставить себя глотать похлебку из-за внезапно охвативших меня боязни и отвращения, усугубивших обычное отсутствие аппетита. В коридоре туман рассеялся, и лишь злоба и обида прилипли к стенам и полу, как струпья.

Я принялась искать старуху по всему дому. На кухне на огне стояла кастрюля, но бабушки не было; не было ее ни в одном из укрытий –  сундук пуст, а шкаф полон банок с консервированными овощами, которые она, видимо, успела изготовить, пока я лежала без сил. Под кровать я заглядывать не стала, чтоб никого там не побеспокоить, но и там ее явно не было: оттуда выглядывали туфли с потертыми носками и стоптанными каблуками. Я открыла входную дверь и вышла во двор. Солнечный свет заставил меня закрыть глаза. Я уже сбилась со счета, сколько дней не выходила на улицу. Откинула спутанные волосы с лица и уселась на скамейку. От меня воняло потом и болезнью, я опять исхудала –  кожа да кости.

Я ощупывала ребра, когда послышались шаги. В нескольких метрах от калитки внутреннего дворика, на грунтовой дорожке, ведущей к нашему дому, стояла девушка. На ней были джинсы с высокой талией и белая футболка с короткими рукавами, волосы у нее были темные и прямые, почти по пояс. Она выглядела подростком, ей было не больше семнадцати-восемнадцати лет. Она стояла далеко, так что я не смогла разглядеть ее лицо, но оно показалось мне знакомым. В этой чертовой деревне все друг друга знают, но девушка явно была не из этих мест или, по крайней мере, не из этих времен.

Она выглядела потерянной, будто забыла, куда шла. Незнакомка повернулась и сделала пару шагов, но снова остановилась и огляделась, не в силах принять решение. Казалось, она не просто заблудилась, а ищет что-то, чего никак не может найти, или вовсе забыла, что искала. Я подошла к калитке спросить, не нужно ли ей чего, и предложить хотя бы стакан воды, поскольку солнце пекло немилосердно. Однако сказать ничего не успела: девушка стала удаляться от нашего дома и вскоре скрылась за углом.

А я пошла домой, чтобы принять душ, смыть с себя грязь и пот. Развернувшись, я тут же заметила новую картинку на виноградной лозе –  святой Себастьян, привязанный к столбу, с пронзенными стрелами телом и головой, был красив, как цветущая гортензия или извергающийся вулкан. Его лицо было искажено болью; плоть истерзана ранами; торс изможден мучениями; платок едва прикрывал мужской орган, а взгляд молил небеса о пощаде или, быть может, об облегчении, а то и о мести, которой не суждено свершиться.

– О, смотрю, тебе уже лучше, –  воскликнула бабушка, неслышно открыв калитку и появившись за моей спиной. Она тащила полную сумку мангольда, ногти на руках были черные от грязи, однако туфли блестели, будто только что начищенные. Старушка взглянула на картинку, потом на меня и изрекла: «Святой забрал твою хворь». «Похоже на то», –  ответила я, чтобы хоть что-то сказать, с подобными ее словами я обычно соглашаюсь, хотя и не верю им. «Святой Себастьян избавляет от болезней и забирает чуму», –  продолжила она, и тут меня охватила ярость. «Какая еще чума должна явиться извне хуже той, что у меня внутри», –  сплюнула я, и старуха уставилась на меня каким-то особым взглядом, что вызывает ужас у деревенских, им кажется, что она видит их насквозь, до самых кишок. В ту пору я тоже очень боялась этого взгляда, но после случившегося уже не боюсь.