Дряхлость

На следующий день они встретились в полдень, оба в отличном настроении. Анджолина заверила, что её мать ни о чём не догадалась. Чатем Анджолина сказала, что сожалеет о том, что Эмилио застал её в таком состоянии. Но её вины здесь не было:

— Этот проклятый старик Делуиджи!

Эмилио успокоил Анджолину, заверив, что он хотел бы видеть её пьяной каждый день. Затем они составили письмо Вольпини с аккуратностью, на которую, казалось, не могли быть способны в том расположении духа, в котором пребывали.

Анджолина лучше толковала письмо Вольпини. Ответ же полностью написал Эмилио, будучи литературным экспертом.

Анджолина хотела бы, чтобы письмо получилось дерзким, она хотела излить в нём негодование честной девушки, которая несправедливо обвинялась.

— Даже так, — заметила Анджолина с благородной злобой, — если бы Вольпини был здесь, я бы просто отвесила ему пощёчину, ни в чём не оправдываясь. Тогда бы он сразу понял, что неправ.

Замечание было хорошим, но Эмилио хотел поступить более осторожно. Очень наивно и исключая то, что Анджолина может обидеться, он рассказал ей, что для того, чтобы с большей лёгкостью решить задачу, он спросил себя: как вела бы себя на месте Анджолины честная девушка? Эмилио не стал говорить, что конкретизировал честную девушку в Амалии и, таким образом, спрашивал себя, как поступила бы его сестра, если бы ей надо было ответить на письмо Вольпини. Эмилио рассказал Анджолине о результатах своих размышлений. Честная девушка, прежде всего, испытала бы большое., огромное удивление, потом она стала бы сомневаться, не произошло ли недоразумение, и, в конце концов, честная девушка ужаснулась бы, что её возлюбленный хочет освободиться от взятых на себя обязательств. Анджолина была очарована этим психологическим процессом, и Эмилио сразу же принялся за работу.

Анджолина сидела рядом с ним очень тихо. Эмилио работал для неё, и, опёршись рукой о его колено, Анджолина приблизила свою голову вплотную к его голове для того, чтобы читать сразу же то, что он мало-помалу писал. Анджолина старалась дать Эмилио почувствовать своё присутствие, не мешая ему. Эта близость Анджолины к Эмилио придавала письму оттенок неподготовленности и — если бы оно не было предназначено для такого человека, как Вольпини — то также лишало бы письмо и эффективности, так как в нём было меньше чувства собственного достоинства, которое Эмилио также хотел учесть при написании. Поэтому он передал в нескольких фразах что-то от Анджолины. Ему пришли на ум несколько грубых словечек, и Эмилио позволил им воплотиться на бумаге, чувствуя восторг Анджолины и то, как она смотрит на него с тем же восхищённым выражением, с каким смотрела и на Балли в его студии несколько дней назад.

Затем, не перечитывая письмо, Анджолина принялась переписывать его своей рукой и была очень довольна тем, что может поставить под ним свою подпись. Она казалась намного более разумной, когда ей было показано, как надо себя вести. Переписывая письмо, Анджолина совсем не думала о его содержании, потому что само написание отнимало у неё слишком много внимания.

Посмотрев на запечатанный конверт, Анджолина внезапно спросила, не говорил ли больше Балли о бал-маскараде, на который обещал её сводить. В Эмилио не проснулся дремавший в нём моралист, но он попытался отговорить Анджолину идти на этот бал из-за того, что Вольпини может об этом узнать. Однако она ответила вполне определённо:

— А вот теперь я пойду на бал. До сих пор из-за уважения к этому мерзавцу я туда не ходила, а теперь пойду! Лишь бы он не узнал.

Эмилио настоял, что должен увидеть её в этот вечер. После обеда Анджолина должна была позировать для Балли, затем ей надо сбегать к синьоре Делуиджи, поэтому они смогут увидеться только поздно вечером. Анджолина согласилась на это свидание, поняв, что — как она сказала — в этот момент не может ему отказать ни в чём. Она лишь сказала, что не пойдёт с ним в дом Параччи, так как ей нельзя слишком сильно задерживаться и надо прийти домой пораньше. Как в лучшие времена их любви, они могли бы пойти вместе на площадь Святого Андреа, а затем Эмилио проводил бы её домой. Анджолина ещё не отошла от прошедшего дня, когда выпила слишком много вина, и нуждалась в отдыхе. Эмилио был совсем не против такого предложения. Наслаждение сентиментальными воспоминаниями прошлого оставалось одной из важнейших черт его характера. В этот вечер он бы вновь посмотрел на цвет моря и неба и на цвет волос Анджолины.

Прежде, чем расстаться, Анджолина попросила Эмилио опустить письмо для Вольпини в почтовый ящик. Так Брентани оказался посреди улицы с этим письмом в руке — символом самого низкого поступка в его жизни, но в котором он начал каяться только тогда, когда Анджолины больше рядом не было.

XII

Эмилио уже вошёл в кухню своего дома и остановился в нерешительности со шляпой в руке. Он раздумывал, не сбежать ли прямо сейчас от пребывания лицом к лицу с молчаливой сестрой. В этот момент Эмилио услышал со стороны комнаты Амалии два-три неразборчивых слова, а затем и целую фразу:

— Убирайся, мерзкая тварь.