Дронго. Книги 21-40

По спортивной терминологии Капустин был очень сильным боксером-стайером, который выматывал соперников в первых раундах, а затем наносил сокрушительные удары, когда они уже не могли стоять на ногах и тем более «держать удар».

На телевидении царила привычная суета, когда он приехал туда. Почти готовый материал ему понравился. Он обращал внимание только на основные моменты передачи, пропуская все остальное. Детали были не столь важны, важен был сам дух, ощутимая энергетика.

— Слава, — позвал он своего помощника, — вопрос, как он относится к налоговой полиции, и его ответ нужно поставить в самый конец. Это должен быть гвоздь всей передачи, ее идейный стержень. Понимаешь? Сколько бы мы ни рассуждали о праве и законности, у нас ничего не получится, пока есть такие банкиры, как он. Давай еще раз мой вопрос.

Камера показала крупного человека, обильно потевшего и нервничающего. И подтянутого, улыбающегося Капустина, который спрашивал со своей невыразимо подлой интонацией:

— И как вы относитесь к налоговой полиции?

— Я их ненавижу! — рявкнул доведенный до крайности банкир.

— Вы считаете, что налоги платить не обязательно?

— Они бандиты, самые настоящие бандиты, — убежденно сказал банкир, — выколачивают деньги из работающих банков, считая, что им все позволено.

— Стоп! — крикнул Капустин. — Это хорошо. Только уберите его последние четыре слова. Пусть останется насчет «выколачивания денег». Остальное не нужно.

— Все понял, — кивнул Слава.

Павел поднялся, посмотрев на часы. Опаздывать было нельзя, а до назначенного времени оставалось около получаса.

— Вечером посмотрю еще раз, — сказал он Славе на прощание, — не забудь вырезать, что я тебе сказал.

— У нас есть один хороший кадр, — уже в коридоре догнал его Слава, — в один из моментов, когда вы с ним разговаривали, он незаметно сжал кулаки, а мы это засняли. Можно пустить эти кадры как раз в тот момент, когда он говорит о своей ненависти к налоговой полиции.

— Прекрасно, — обрадовался Капустин. — При монтаже может получиться очень неплохая сцена. Зрители любят такое.

— Где он говорит о своей семье, оставить? — спросил Слава.

Банкир, как и многие его сородичи, был образцовым семьянином и очень долго рассказывал о своей семье, о своих родителях, о супруге, о детях. Он не стеснялся признаваться в огромном уважении к своим родителям и чувстве благодарности к супруге, воспитывающей их детей.

— Уберите, — распорядился Капустин, — это ненужная сентиментальность. Мы испортим цельный образ. Я леплю из него настоящего кровососа, а ты хочешь сделать из него ангела. Убери все кадры, все до единого, где он говорит о своей семье.

— Я понял, — побежал к себе Слава.

На этот раз Павел сел в автомобиль, уже чувствуя себя гораздо лучше. Он вообще любил свою работу, это был своего рода наркотик, эффективнее приводивший его в нормальное рабочее состояние, чем любая выпивка.

К офису известной всей стране компании он подъехал без пятнадцати двенадцать. Оставив машину на охраняемой стоянке перед зданием, он вошел в вестибюль. Здесь все поражало роскошью и великолепием. Здание было построено уже в девяностые годы и отличалось продуманностью планировки и отделки.

На первом этаже его встретила эффектная молодая женщина, специально ожидавшая его приезда. Она была не просто красива, она была очень красива. В темном строгом костюме, в темных колготках, коротко подстриженная красавица сухо улыбнулась журналисту. Павел невольно облизнул губы, улыбаясь ей. Он привык к восторженным вздохам своих поклонниц.

Но на женщину он, кажется, не производил никакого впечатления. Она дежурно улыбнулась ему, кивнула охранникам, показывая на посетителя, которые пропустили его, они были предупреждены. Женщина пригласила Павла следовать за собой и пошла к лифтам в глубине здания. Павел поспешил за ней, невольно отмечая грациозность ее походки.

— Вы давно здесь работаете? — Он улыбался от предвкушения интересной встречи.

— Достаточно давно, — сказала она не оборачиваясь.

— Наверно, здесь интересно? — допытывался он, уже представляя, как дальше пойдет их разговор.

— Как везде, — сухо ответила женщина.

— А вам самой нравится?

— Это моя работа, — по-прежнему коротко ответила она.

— Скучно живете. — Он решил не обращать внимания на ее сдержанность. Возможно, что на людях она держится несколько скованно, а в кабине лифта будет совсем другой.

Она вошла в кабину первой. Он прошел следом, по-прежнему улыбаясь.

— А вы никогда не бывали на телевидении? — Его улыбка не должна была оставить сомнений, что женщина его заинтересовала.

— Иногда бывала, — кивнула она, глядя ему в лицо.

Он наклонился к ней, еще надеясь, что ее строгая поза всего лишь типичная уловка молодой женщины, пытающейся скрыть свой интерес к известному журналисту. Но она легко отстранилась от него, чуть усмехнувшись.

— Осторожнее, — с легким презрением в голосе сказала красавица, — вы можете упасть.

— И вы не хотите приехать к нам на телевидение? — Он все еще не мог поверить в собственное поражение, действуя уже по инерции.

— Нет, — решительно сказала она, не оставляя ему никаких шансов, — не хочу.