— Я ведь в молодости в колонии сидел, Света, а там у меня хорошие учителя были. Все проверять советовали. И когда баба тебе лапшу на уши вешает, тоже проверять нужно.
— О чем вы говорите?
— Я позвонил в твой театр и узнал, когда кончился спектакль. И в котором часу тебя привезла машина. Разница минут десять-пятнадцать между твоим приездом и звонком ко мне. За это время они по очереди тебя изнасиловать успели и допросить, да? Дура ты, Светка, и платье неправильно порвала. Когда насилуют, платье так не рвут. Я ведь это хорошо знаю. Меня как раз за изнасилование посадили.
Она стояла у стены, замерев от ужаса. Только теперь она начала понимать, что именно наделала, позвонив Роману Анатольевичу. Она поняла, что незнакомец был прав, когда советовал ей никому и ничего не говорить. Но было уже поздно.
— Значит, насиловали тебя? — продолжал издеваться Роман Анатольевич.
Ему было уже под пятьдесят, но он все еще сохранял относительно стройную фигуру и густую шевелюру, чуть тронутую сединой. Он был в легкой куртке и вельветовых брюках серого цвета. Глядя на него, она всхлипнула от ужаса.
— Что ты ему сказала? — спросил Роман Анатольевич, и она поняла, что ее испытания начались по второму кругу.
— Ничего. Просто сказала, что меня предупреждали.
— Как предупреждали?
— Чтобы я с ним не встречалась.
— Значит, он был один?
Она поняла, что выдала себя, но возражать уже не было никаких сил.
— Я спрашиваю, он был один? — повысил голос Роман Анатольевич.
Она кивнула.
— Что он говорил?
— Спрашивал, почему я с ним не встретилась.
— И что ты ему сказала?
— Что мне запретили с ним встречаться.
— Он спрашивал, кто именно запрещал?
— Спрашивал.
— И ты назвала мое имя?
— Нет, — глухо ответила она.
Это было последнее ее убежище. Она не хотела сознаваться, что назвала имя Романа Анатольевича.
— Ты назвала имя? — спросил он ледяным голосом.
Все пережитое за день обрушилось на нее безжалостным ледяным душем. Она продолжала молча качать головой уже по инерции.
— Ты назвала ему мое имя? — требовательно настаивал Роман Анатольевич. Его глаза гипнотизировали ее.
— Нет! — закричала она, но это было ее признанием, и он понял все.
Он вздохнул.
— Сколько вас ни учи, — сказал он с сожалением, — вечно вы провинциалками остаетесь.
Она стояла, прижавшись к стене и все еще не сознавая, что время начало отсчитывать последние минуты ее жизни.
Он вернулся к входной двери, открыл и коротко сказал:
— Ребята, входите.
У нее не было сил сопротивляться и кричать. Она с ужасом увидела, как в квартиру входят незнакомые парни, внесшие с собой какой-то свернутый рулон. Бумага или линолеум, мелькнуло у нее в голове, и это была ее последняя ясная мысль.
— Только тихо, ребята, — попросил Роман Анатольевич, и ребята двинулись к ней.
В этот момент Дронго звонил Сусловой.
— Кажется, мне понадобится ваша помощь, — сказал он, — вы можете достать «игрушку» для моих ребятишек?
— Каких ребятишек?
— Тех самых, с которыми мы сегодня познакомились на телевидении.
— Я поняла. Когда она вам понадобится?
— Чем раньше, тем лучше.
— Я завезу ее к вам домой сегодня ночью.
— И останетесь?
— До свидания, — она положила трубку.
Он подумал немного и решил на всякий случай кое-что проверить. Его беспокоила мысль о том, что актриса могла сделать глупость, позвонив кому-либо из тех, кто запрещал ей встречаться с журналистом Кузнецовым. Он набрал номер телефона Светланы Рожко. Первый звонок, второй, третий, пятый — никто не отвечал. Он повесил трубку, задумчиво зашагал по улице. Получается, что она не послушалась его. Теперь ему нужно было найти Графа и поговорить с Павлом Капустиным, встреча с которым была назначена на завтра. Но сначала он хотел проверить еще раз, кто мог выдать его Роману Анатольевичу, заставив того предупредить Светлану о нежелательности ее встречи с журналистом Кузнецовым.
Первым, кому он позвонил, был Аркадий Глинштейн.
— Добрый вечер, — сказал Дронго.
— Это опять вы, — удивился Глинштейн, — мы, кажется, договорились, что вы оставите меня в покое.
— Извините, что беспокою так поздно. Я просто хотел уточнить еще один момент. Вы знаете Романа Анатольевича?
— Этого прохвоста? Конечно, знаю. А почему вы спрашиваете?
— Мне нужно было услышать ваше мнение о нем. Я его услышал. Спасибо.
— Вы больше ничего не хотите спросить? — удивился Аркадий.
— Нет. Вы дали ему исчерпывающую характеристику, и я теперь знаю ваше к нему отношение. Извините меня еще раз.
Он положил трубку. Затем набрал номер Сергея Монастырева.
— Добрый вечер, — привычно начал Дронго.
— Как вы меня застали дома? — удивился Монастырев. — Я заскочил на минуту, переодеться. Или вы за мной следите?
— Нет, я действительно попал случайно.
— Вы знаете, я много думал о нашем разговоре. По-моему, нам нужно с вами еще раз встретиться.
— Когда?
— Давайте завтра. Только не приходите ко мне. Встретимся где-нибудь в городе. Я буду на телевидении завтра в три часа. Вы можете туда подъехать?
Вспомнив сегодняшнее происшествие, Дронго усмехнулся.
— Что-нибудь не так? — не понял его молчания Монастырев.