Именно поэтому Дронго содержался в тюремной больнице, где на окнах были установлены решетки. Он звонил в Италию, успокаивал Джил, понимая всю абсурдность и нелепость своего положения. Но следователи, похоже, не видели в этом ничего ненормального, продолжая его допрашивать. Они не понимали, что ничего нового он сообщить им не может. На десятый день ему разрешили встать с постели, а до этого все еще сказывались последствия сильной ударной волны от взрыва, буквально выбросившей его на лестницу и таким образом спасшей ему жизнь. Но он по-прежнему находился в тюремной больнице.
Дронго уже знал о смерти Виктора Машкова. Все эти дни он обдумывал случившееся, понимая, что среди оставшихся в живых может оказаться тот самый «крот». Но в живых остались только трое, не считая его самого. Богемский, Чаговец и Нащекина. Всех троих несколько раз проверяли на детекторах, даже с применением психотропных средств, на чем настоял сам генерал. Врать во время таких допросов невозможно. После них человек даже не помнит, о чем он говорил, введенный наркотик отбивает у него не только память, но и волю к сопротивлению.
Если все трое невиновны и сам он ничего подобного не делал, то корни измены нужно искать в Берлине. Тогда получается, что среди сотрудников, работающих в столице Германии, оказался «крот». Но это было почти невероятно и слишком притянуто за уши. Ведь любой «крот» должен был понимать, что ему нельзя заявлять о себе в тот момент, когда Истрин находится в Берлине. Тем не менее все сотрудники, работавшие в Берлине, были отозваны в Москву.
Экспертиза подтвердила, что взрыв в зале комиссии был направленным и точно рассчитанным. Именно поэтому прокуратура возбудила уголовное дело по статьям «Терроризм» и «Убийство группы лиц с отягчающими вину обстоятельствами». А также была добавлена статья об «убийствах должностных лиц, находившихся в момент смерти при исполнении своих служебных обязанностей». Теперь следователи прокуратуры приезжали к Дронго на допросы почти регулярно. И он терпеливо им отвечал, одновременно задавая себе все новые и новые вопросы, на которые так и не находил ответов.
Двадцать первого марта к нему впервые впустили Нащекину. Она вошла стремительно, будто боялась передумать. На ее плечи был наброшен белый халат. Эльвира подошла к Дронго, обняла его и горько заплакала. Она была хорошо знакома с Ириной, супругой Виктора Машкова. Дронго сидел мрачный. Он не находил слов, чтобы успокоить несчастную женщину.
А вечером к нему снова приехал Богемский.
— Принято решение о вашей депортации, — объявил генерал, не глядя на Дронго. — Не нужно вставать. Через три дня вас отсюда выставят. Можете считать, что вам повезло.
— Спасибо, — невесело ответил Дронго, — но я прошу дать мне возможность остаться.
— Для чего? — с раздражением спросил Богемский. — Вам мало того, что здесь произошло?
— Именно поэтому я хочу остаться. Виктор Машков был моим другом. Я должен понять, что произошло и почему их убили.
— Этим занимаются следователи ФСБ.
— Они не в курсе всех событий. А я говорил с Машковым за несколько секунд до взрыва.
Богемский наконец соизволил посмотреть на Дронго.
— Что вам нужно? — буркнул он. — Мы и так вас отпускаем. Уезжайте отсюда и никогда больше не возвращайтесь.
— Не уеду, — упрямо заявил Дронго, — и прошу разрешить мне остаться в вашей тюремной больнице. Я должен долечиться.
Богемский нахмурился. Этот тип никогда ему не нравился.
— У меня приказ не держать вас здесь, — заявил генерал, — поэтому вам лучше уехать, пока мы не поймем, кто и зачем убрал Истрина, кто устроил взрыв в нашем Центре.
— Я остаюсь, — повторил Дронго, — и требую, чтобы меня ознакомили со всеми документами по делу, даже с самыми секретными. Я остаюсь, чтобы помочь найти негодяев, замысливших и совершивших это преступление. Вы можете меня насильно посадить в самолет и выслать из Москвы, но я все равно вернусь. И буду искать убийцу. Не забывайте, генерал, что я с юга, а там свои законы кровной мести. Пока не найду убийц Машкова, никуда не уеду.
— Дети гор, — поморщился Богемский. — Не устраивайте балаган. Я же знаю, что никакого обычая кровной мести вы не придерживаетесь. Это с вашими-то аналитическими способностями, и вдруг кровная месть? Только нам действительно хочется узнать, что здесь произошло.
— Поэтому я и останусь, — повторил Дронго.
— Хорошо, — неожиданно согласился Богемский. — Дадите в прокуратуре подписку о невыезде. И не забудьте про вашу обязанность каждую неделю отмечаться в прокуратуре. Вы все еще остаетесь важным свидетелем.
— Все?
— Почти все. За исключением одного обстоятельства. Когда вы поправитесь, я дам вам разрешение работать экспертом в нашей комиссии. Вас уже допрашивали несколько раз, и наша совместная комиссия считает, что вы можете помочь нам в розысках преступников.
— Ваши эскулапы не считают меня честным человеком?
— Оценка вашей деятельности не входит в их компетенцию, — строго заметил Богемский. — Завтра вас выпишут, и вы можете переехать домой. — Он повернулся, намереваясь уйти.
— Подождите, — попросил Дронго.
Богемский обернулся.