Дроу в 1941 г. Я выпотрошу ваши тела во имя Темной госпожи

Вид взрослого и при важной должности мужчины, утиравшего слезы и всхлипывавшего через каждое слово, впечатлял. Народ гуртом повалил на улицу. С ближайших домов бежали другие.

— Чего случилось-то⁈

— Да, плачет и плачет…

— Воды ему кто-нибудь дайте, воды, говорю…

Кто-то протянул кувшин с водой, который председатель тут же залпом осушил.

— Все, совсем все, — снова произнес он то, что уже слышали. — Только что по радио объявили, что на товарища Сталина совершили покушение немецкие дивер…

Такой тишины, что опустилась на эту часть села, и перед бурей не никогда не было. Казалось, люди не дышали, сверчки не пели, листва у деревьев не шумела.

— Неужели, эти суки, товарищи Сталина, убили…

А Дания Биктякова ничего этого не слышала и не видела. Она сразу же выбралась из правления и огородами пошла домой. Шла быстро, крепко прижимая к груди свою драгоценную добычу — газеты со статьей про ненаглядного сына.

— … Живой, главное, живой, — шептала она, обливаясь слезами от счастья. — Живой…

Добравшись до калитки, прошмыгнула во двор. В кромешной темноте что-то мягкое под ногу подвернулось, и она кубарем полетела на землю.

— Опять вы? Чуть всю душу из меня не вытрясли…

Она сидела на земле, так и не выпустив из рук газету, и сердито смотрела на небольшие меховые комочки у своих ног.

— Что же вы, окаянные, ходите ко мне? Как Равиль уехал, так ходите и ходите…

В сердцах хлопнула газетой по ближайшему комочку, который оказался самым обычным зайцем-русаком. Ушастый даже не шелохнулся, только мордочкой повел из стороны в сторону и снова затих. С другого бока еще один косой к ней прижимался, словно зайчонок к мамке.

— Ходят и ходят, а я их… — вздыхала женщина, осторожно гладя одного из зайцев. Тот, вообще, разомлел: заднюю ножку вытянул, мордочкой ей в ладонь тукается, еще ласки просит. — Дурашка, я же вас ем…

Честно говоря, только ими и спасалась. Раньше, ведь, мяса, считай, по полгода не видела. Одной пустой картошкой с сыном питались. Иногда молоко перепадало от соседей. Своей-то коровы не было, пару лет назад продать пришлось. А теперь каждый день мяса ела…

— Удивительно, как Равиль ушел, так и они приходить стали, — шептала она, продолжая гладить то одной зайчишку, то другого. Тем, словно дурные, ластились к ней, подлезали под руки, щекотали кожу ворсом на мордочке. — Уж не заворожил ли он вас? — спросила, конечно, же в шутку. Равиля животные любили, но не до такой же степени. — Эх, сына, сына, где же ты ходишь? Вон и в газете про тебя написали. Спасибо сказали, что хорошим человеком тебя вырастила… Сыночек, возвращайся, совсем без тебя тяжко… Эх…

Со вздохом поднялась, разогнала по сторонам пушистую братию, и зашла в дом. Хотела перед сном на портрет сына полюбоваться, и сама статью почитать.

Зайцы же и не думали разбегаться. Привлеченные энергией алтаря, они сгрудились у стены покосившегося сарая и застыли одной большой мохнатой кучкой. Лишь иногда то один, то другой вытягивал мордочку вперед и начинал шевелить ушами, словно пытался что-то услышать. Утром, когда зов алтаря ослабевал, часть ушастых снова убегала в поле, а вечером они возвращались.

Глава 33 НЕМЫСЛИМОЕ

* * *

В секретных документах Форин-офиса операция получила наименование «Немыслимое», а своими истоками уходила в далёкие 30-е годы, когда особенно обострились отношения между Советским Союзом и Соединённым королевством. Молодое советское государство возглавило новое международное движение против колониализма капиталистических государств и хищной эксплуатации государства Азии, Африки и Южной Америки.

В многочисленных колониях по всему миру развернулась острая борьба против колониальных администраций. Восставшие стреляли в иностранных бургомистров, нападали на поселение европейцев, поджигали заводы, подрывали мосты. Зашаталась власть европейцев в Алжире, Марокко, Конго, Мадагаскаре. И, самое страшное для англичан, стало жарко в жемчужине колониальной империи Великобритании Индии. Каждый день приходили известия о нападениях на королевские караваны и обозы, счёт пошел на сотни убитых солдат. Вице-король Индии без устали слал в Лондон жалостливые письма об акциях гражданского неповиновения на королевских плантациях, заводах. Дело доходило до того, что европейцам стало опасно появляться на улицах индийских городов без сопровождения. Мужчину или женщину с белой кожей могли облить помоями, а то и закидать камнями.