Для этого человека лес был родной стихией, где он был совершенно естественной частью, неотделимой от окружающего пространства. Шел, едва касаясь кустов, травы, словно не живое существо, а бестелесный дух. Остановился, застыл у дерева, и его тело стало корой, ноги — корнями. Встанешь рядом, на расстоянии вытянутой руки, а слышишь лишь звуки ветра, шуршание листвы и шевеление веток.
… С его губ не сходила улыбка. Риивал жадно вдыхал, пахнущий мхом, сыростью и прелыми листьями, воздух лесной чащи. Стащил с головы мокрый от недавнего дождя капюшон и запрокинул голову назад. Крупные капли влаги то и дело срывались с листьев и падали прямо на его лицо.
— Как дома… Сыро, тихо.
Он, словно вновь оказался в своем мире. То и дело всплывали образы старых друзей и врагов, до боли знакомые пейзажи родных мест. Стоило лишь на мгновение закрыть глаза, и чувство реальности в миг отказывало ему.
— Я снова дома…
Риивал не был бездушным зверем, жизнь которого состояла из бесконечных убийство во славу Темной госпожи. Нет, ни в коем случае. Такими дроу изображали лишь их враги. Особенно заклятые эльфы в этом преуспели, наделяя дроу фанатичной жестокостью и жаждой убийств. Распространяемые ими россказни, слухи и историей были ложью, нагромождением лжи, в которой можно было разбираться годами. Дроу были совсем не такими.
Дети Благословенной Ллос, они не были сумасшедшими убийцами, угрожающими всему живому лишь одним своим существованием. Ни один из Темного народа никогда не убьет живое существо без веской на то причины. Ибо смерть для дроу не просто механическое действие — удар ножом или копьем, выстрел из духовой трубки. Отнимая жизнь, ты всякий раз вторгаешься в пространство Темной госпожи, и покушаешься на ее могущество. Смерть, обставленная священными правилами, сродни святой молитве, ритуалу во славу Ллос. Все иное ей противно.
— Как же хорошо…
Его жизнь, как и раньше, вновь обрела особый смысл, не доступный для понимания жителей эльфийских чертогов, каменных муравейников людей или дварфов. Риивал снова живет, чтобы служить Благословенной Ллос, Владычице темноты и страха. Его нож не знает промаха, месть — пощады, ибо он приближает возвращение Темной госпожи.
— Почти… как дома…
С каждым новым ритуалом незримая связь с Богиней ощущалась все сильнее и сильнее, наделяя его новыми, невиданными ранее способностями. «Первой ласточкой» стало то, что на его зов стали отзываться младшие слуги Темной госпожи — паучьи существа. Повинуясь его воли, они напоминали ручных собачек, готовых исполнить любой приказ своего хозяина. Дальше стало больше. Риивал ощущал перемены внутри себя, чувствуя, как все меняется. Человеческое тело стало более выносливое, менее чувствительно к голоду, жажде. Сорванного в лесу гриба, пол горсти орехов и глотка воды хватало, чтобы голод и жажда отступали на сутки и больше. Кожа на теле уплотнилась, став жестче, плотнее. Сделать порез теперь было совсем не просто. Нужно было хорошо постараться, чтобы остро отточенный нож оставил на коже рану.
Происходящие с ним изменения подстегивали его еще сильнее. Он чувствовал, что Богиня становится все ближе и ближе. И нужно было еще немного поднажать, чтобы Темная госпожа вернулась из-за Края.
— И все снова станет, как раньше… Все так и будет, обязательно будет… Вновь, на твоём алтаре разгорится священный огонь, и хранительницы вознесут благодарственные молитвы в твою честь.
Риивал повернулся и пнул мешковатый тюк у ног, который тут же отозвался возмущённым стоном.
— Сегодня, госпожа, у тебя будет хорошее подношение, — улыбнулся удовлетворённо, со знанием хорошо выполненного дела. — Жирный гусь… Очень жирный.
Из под мешковины мелькнуло золото погон. Такие здесь простые солдаты не носили. Только «большие» воеводы
— Очнулся? — дроу улыбнулся ещё шире, всём своим видом показывая, как он рад своему пленнику. Того, правда, от таких улыбок явно дрожь била. — Не дрожи, не дрожи. Скоро все закончится, ты окажешься у ног Тёмной госпожи… Я даже тебе завидую.
Из мешка высунулась лохматая башка с искривленным лицом. Злое, с дергающийся щекой и скрипящими от бессильно злобы зубами. Из рта только что выпала смятая фуражка.
— Ты, ты… Кто есть такой? — пленник заговорил на ломанном языке, коверкая слова. Смотрел при этом так, словно хотел застрелить глазами. — Ты есть полный думпкопф! Дурак! Ты не понимать, что делать! Я есть генерал Гудериан! У меня очень много храбрых зольдат!
Дроу в ответ хмыкнул. Смешно. Видел он его воинов. Ничего особенно, честно говоря. В лесу ходить не умеют, боятся темноты. Что это за воины такие? Смех один, да и только.
— Так себе у тебя воины. Ходил между ними, никто и ухом не повёл. Слабые, леса не знают совсем, верят только в свои железки… Как кур резал, — дров клацнул зубами. — Совсем слабые.
Захрипел в мешке, пленник задергался в бессильной злобе.
— Ты точно думкопф! Ты совсем меня не понимать? Нас тысячи и тысячи! Мои зольдаты тебя стрелять! Повесить за ше…