Дрожь

Я смотрю на нее. Это невероятное восстановление после такой серьезной, разделяющей жизнь на до и после травмы. Но я помню, как она напряженно тренировалась и как шла к своей цели, когда профессионально занималась сноубордингом. Если кто-то и смог бы снова вернуться в спорт после такого, то только она.

– Так что теперь? – спрашивает из угла Брент ничего не выражающим голосом.

Одетта изучающе смотрит на наши лица, словно что-то прикидывает. Наконец она, как кажется, принимает решение. А судя по тому, как она плотно сжимает губы, оно ей неприятно. Она указывает винтовкой на дверь.

– Выходите.

Никто из нас не двигается. Она направляет винтовку на мое колено. На мое здоровое колено. И только мысль о травме и этой ноги заставляет меня встать. Если что-то случится со второй ногой, я отсюда не выберусь.

Кертис сидит, ни на что не реагируя, словно в ступоре. Брент подхватывает его под мышки и поднимает на ноги. Одетта пятится в коридор, потом отходит подальше в сторону. Мы выходим, один за другим. Я замечаю, что она слегка подтягивает одну ногу – левую. Это единственное заметное последствие ее травмы.

Она указывает на главный вход.

– Идите.

Я бросаю взгляд на Кертиса и Брента. Стоит ли нам попробовать скрутить эту сумасшедшую? Но даже один выстрел смертельно опасен, а сколько выстрелов Одетта успеет сделать, пока мы успеем до нее добраться? В биатлоне она должна была научиться сохранять спокойствие в любой ситуации. Слишком большой риск для нас.

Брент идет первым.

– Куда она нас ведет? – шепчу я.

– Молчать! – рявкает Одетта.

Я смотрю сквозь стеклянную вставку в двери – за ней все белым бело. Я пытаюсь поймать взгляд Кертиса, но он ушел в себя, все еще пытается осознать, что сделал с Саскией, а я не хочу, чтобы он из-за меня получил пулю. В любом случае у нас больше шансов сбежать от Одетты на улице, чем здесь, в здании. Здесь мы в ловушке.

– Снимайте куртки, – приказывает Одетта.

Это умный ход. Чем сильнее мы замерзнем, тем более сговорчивыми будем. Я вынимаю руки в перчатках из рукавов, и куртка падает на пол. Я надеюсь, что Одетта не прикажет мне также снять очки и перчатки.

Брент собирается взять свои сноубордические ботинки.

– Нет, – говорит Одетта. – Иди так.

Я мысленно чертыхаюсь – на нем сильно поношенные ботинки от DС, где в одном месте у носка проглядывает палец. Он толкает дверь, и внутрь влетают снежинки. Я опускаю очки на глаза и выхожу вслед за ним. Теперь идет сильный снег. Ветер кружит снежинки, туча опустилась ниже, вокруг белая мгла. Я даже не вижу скалы. О том, где они, можно судить только по канатному ограждению, которое местами тоже уже занесено снегом.

Это может сработать в нашу пользу. Если Одетта не будет нас видеть, то у нее не получится и пристрелить нас.

У наружной стены здания стоят длинные узкие лыжи и палки. Одетта тянется к ним, не спуская с нас глаз. Мы стоим, почти прижавшись друг к другу, пока она пристегивает крепления. Зубы у меня уже стучат. Я бросаю взгляд на Кертиса и Брента. Нам стоит попробовать сбежать? Но куда? И как далеко я смогу убежать со своим коленом?

Кертис смотрит в белую мглу. Мне нужно, чтобы он вернулся в реальность. Я хватаю его за локоть, но он не реагирует. На нем очки и перчатки, как и на мне.

На бедном Бренте нет ни того ни другого. Он надевает на голову капюшон и засовывает руки в карманы джинсов. Его черное худи от Burton выделяется на белом фоне, наверное, здесь его можно увидеть за километр. Точно так же выделяется пурпурная толстовка с начесом Кертиса. Да и я тоже видна отовсюду в худи цвета морской волны.

Одетта показывает на ледник.

– Идите.

Мы идем, глядя в затылок друг другу, Брент впереди. Он прикрывает лицо рукой от падающего снега. Я иду за Брентом, следом Кертис. Я постоянно оглядываюсь в поисках других ловушек. Хотя я их, конечно, не увижу. Я хромаю, да еще и мы все проваливаемся по колено в снег, поэтому движемся медленно. При каждом шаге мою ногу пронзает боль.

Я оглядываюсь назад на Одетту. Она катится на лыжах, и когда она передвигается на них, не заметно никакой скованности, которую я видела раньше. Движения кажутся легкими, плавными и естественными, как будто лыжи являются продолжением ее ног.

– Куда ты нас ведешь? – спрашиваю я.

Она только смеется. Если она хочет нас убить, почему просто не пристрелит?

О боже! Я думаю, что знаю ответ. Если нас найдут с пулями в телах, то ведь можно определить, из какого оружия стреляли, и эти пули могут вывести на нее. А если нас найдут в какой-нибудь расщелине, то это будет выглядеть как еще один несчастный случай.

Я обнимаю себя руками. Ветер пронизывает мой худи насквозь. Я снова бросаю взгляд через плечо. Одетта осторожничает – держится от нас на расстоянии. Нам следовало бы бороться, но один вид винтовки приводит меня в ужас. Может, она и не хочет стрелять в нас, но выстрелит, если потребуется, а если она на самом деле стреляет так хорошо, как говорила, ей не нужно к нам приближаться.