Дрожь в основании ада

Тимак стоял, глядя на него сквозь густой туман оружейного дыма, все еще держа пистолет поднятым и вытянутым, затем повернулся, когда позади него открылась дверь кабинета. Невысокий, плотного телосложения капитан армии Бога шагнул через нее и взглянул на тело епископа и ужасную темно-красную и серую лужу, растекающуюся по столу от пробитой головы.

— Значит, он записал это, сэр? — спокойно спросил капитан Ливис Рамадин, заместитель Тимака.

— Да, он это сделал. — Полковник похлопал по карману, в котором лежал последний приказ Жинкинса. — Не знаю, много ли от этого будет пользы, но мы всегда можем надеяться, что чарисийцы, по крайней мере, образумятся.

— Надежда — это хорошо, сэр, — согласился Рамадин. — Но, по правде говоря, не думаю, что все равно смог бы это сделать.

— Я тоже. — Тимак на мгновение снова оглянулся на тело. Затем он пожал плечами. — Иди, найди отца Эйзака. Скажи ему, что это сработало — по крайней мере, пока. Затем пошли кого-нибудь за этими ядовитыми соплями и убедись, что записи больше не будут сжигаться.

— Кумингсу это не понравится, — с некоторым удовлетворением заметил Рамадин, и Тимак тонко улыбнулся.

Жерилд Кумингс разбогател, вымогая деньги и имущество у семей заключенных в лагере Диннис в обмен на ложные обещания тайно вывезти их близких или, по крайней мере, обеспечить их лучшей едой и лекарствами, пока они оставались в заключении. Он разрешал заключенным писать письма домой и тайно вывозил их — за определенную плату от получателей — и вел официальные описи имущества, которое было конфисковано у заключенных по прибытии в лагерь. Эти официальные описи были несколько менее точными, поскольку в них не было перечислено имущество, которое он и его сообщники использовали в своих целях, и Тимак знал, что он был достаточно неосторожен, чтобы оставить доказательства своих действий в лагерных файлах. Вероятно, потому, что он был уверен, что никто, кроме него, никогда не увидит эти конкретные файлы. Или, по крайней мере, пока у него не будет достаточно времени, чтобы привести их в порядок для себя.

— Даже инквизиция повесила бы его, если бы узнала, чем он занимался, — сказал теперь полковник. — Я бы не хотел, чтобы чарисийцы упустили возможность сделать то же самое. А теперь иди.

— Да, сэр!

Рамадин отсалютовал скипетром Лэнгхорна и исчез за дверью кабинета. Тимак на мгновение огляделся, затем подошел к столу, схватил труп за воротник сутаны и бросил его на пол. Промокашка последовала за ним, и он использовал оторванный от сутаны кусок ткани, чтобы вытереть разбросанные брызги крови и мозговой ткани, которые не попали на промокашку.

В конце концов, отцу Эйзаку нужно было где-то работать.

* * *

Барон Грин-Вэлли наблюдал за снимками снарков, как 3-я конная бригада бригадного генерала Брейсина уверенно двигалась по дороге от Файв-Форкс к разрушенным по большей части зданиям того, что когда-то было городом Лейксайд. Брейсин доберется до места назначения задолго до наступления темноты. К завтрашнему утру он доберется до лагеря Диннис, первого из освобожденных концлагерей инквизиции.

Пройдет много времени, прежде чем Грин-Вэлли или кто-либо еще простят себя за то, сколько времени это заняло, но им пришлось иметь дело с армией Силман — и реки Айс-Эш и Северный Хилдермосс должны были снова открыться и освободиться ото льда — прежде чем он смог принять на себя ответственность и материально-техническое бремя простого кормления полуголодных заключенных лагерей. Даже сейчас это бремя должно было существенно повлиять на способность армии Мидхолд и армии Нью-Нортленд продолжать наступление. С точки зрения хладнокровной военной логики, он должен был нанести прямой удар по Лейк-Сити и восточной оконечности канала Холи-Лэнгхорн, а не позволять отвлекать себя от того, что в настоящее время было крупнейшим стратегическим трофеем северной части Ист-Хейвена, но были времена, когда приходилось игнорировать хладнокровную военную логику.

Это был один из таких случаев.