Дрожь земли

Свихнулся Капуцин не так, как большинство сходящих с ума сталкеров. Он не просто утратил рассудок и начал нести околесицу. Его «крыша» съехала в отчетливо выраженном направлении – религия. О своем прошлом Капуцин упорно не распространялся. Считалось, что до того, как рехнуться, он принадлежал к членам здешней секты «Пламенный Крест» – так называемым праведникам. Однако захаживающие время от времени на Обочину приверженцы религиозного фанатика Дьякона отрицали какую-либо связь колченогого чудака с ними. Кто-то верил сектантам, кто-то – нет. Однако при их появлении у Капуцина мгновенно срабатывал инстинкт самосохранения, и он предпочитал не нервировать праведников своей болтовней на религиозные темы. Псих психом, а ведь осознавал, когда можно открывать рот, а когда лучше попридержать язык за зубами.

Одноглазый калека расхаживал по Обочине в своей неизменной коричневой хламиде, подпоясанной веревкой, и с натянутым на голову капюшоном. Из-под него торчали лишь нос да реденькая, всклокоченная борода. Отсутствующий левый глаз Капуцина всегда был скрыт под широкой черной повязкой. Которая, впрочем, не могла замаскировать виднеющийся под ней уродливый шрам – свидетельство того, каким образом «монаху» не посчастливилось окриветь. На правой щеке у него торчала столь же малопривлекательная, крупная, как черешня, родинка. Каких-либо имплантов у будного уродца, судя по всему, не было. А из дозволенного на рынке оружия он носил с собой длинный металлический посох – полый и легкий, но вполне способный при необходимости проломить врагу череп.

Капуцин ошивался в Выгребной Слободе не постоянно. С кем и какие дела вел этот сумасшедший, знали единицы, но застать его на рынке было не так-то просто. Некоторые сталкивались с ним на одном из северных чернобыльских блокпостов в компании капитана Коваленко. Кое-кто видел Капуцина в других районах этой локации, но никто и никогда не встречался с ним за ее пределами. Стало быть, в гиперпространственные тоннели он не совался и промышлял лишь в окрестностях ЧАЭС. Оттого, видимо, и не мог позволить себе ни доспехи, ни импланты, ни серьезное оружие, ни большинство утех, что были доступны на Обочине сталкерам.

Капуцин впервые появился на ней пять лет назад и с той поры порядком здесь примелькался. И не важно, что он захаживал сюда лишь раз в полтора-два месяца, чтобы пополнить припасы да послушать новости. Его узнавал каждый рыночный дружинник и больше половины встречающихся ему в Выгребной Слободе сталкеров. Друзей у Капуцина не было, знакомых также насчитывалось мало. Так что в баре «Пикник» – главном питейном заведении Обочины – он, как правило, торчал в одиночестве и потягивал самое дешевое пиво.

Вот и сегодня, спустя неделю со дня нашумевшего исчезновения Мерлина, Капуцин переступил порог немноголюдного в этот ранний час «Пикника», поприветствовал редких посетителей своим обычным «Мир вам, божии странники!» и, заказав у барменши Кали свое пиво, проковылял с ним в дальний угол бара. Где и расположился за крайним столиком, как всегда бормоча под нос какую-то галиматью.

Сталкеры проводили нового посетителя равнодушными взорами и вернулись к прерванным разговорам. Сталкерам было невдомек, как за эти пять лет мне осточертело корчить перед ними безумца и с каким удовольствием я сжег бы на костре свою маскировочную хламиду, наглазную повязку, бутафорскую бороду и прочий театральный грим. И чего я, разумеется, в ближайшем будущем точно не планировал делать. Сами понимаете: Алмазному Мангусту появляться здесь в своем естественном обличье было бы равносильно самоубийству.

Так что познакомьтесь с еще одной моей конспиративной ипостасью: Капуцин – мой входной билет на Обочину и относительная гарантия здешней безопасности. Атрибуты этого маскарада хранились в одном из моих убежищ и надевались всякий раз, когда мне требовалось наведаться в сталкерский рай. Скромный и даже наивный рай, по меркам обычного мира, но роскошный, как Лас-Вегас, в сравнении с прочими уголками Пятизонья.

Барменша Кали меня откровенно недолюбливала, что было вполне нормально. Эта ворчливая, не вынимающая изо рта сигарету калека не испытывала симпатии к скупым клиентам, пусть даже таковых к ней ежедневно захаживало большинство. Подобно Мерлину, Асклепию и капитану Коваленко – моему приятелю, речь о коем пойдет ниже, – Кали также принадлежала к сталкерам-универсалам – «жженым». То есть людям, которые в момент Катастрофы очутились внутри барьерных куполов, но по той или иной причине сумели избежать гибели. Кали же и вовсе спаслась тогда натуральным чудом. Лишившись обеих рук, она тем не менее выжила, была эвакуирована за Барьер, а спустя несколько месяцев вернулась обратно. Ничуть не сломленная и готовая сражаться с трудностями уже четырьмя руками – гибкими стальными манипуляторами, которые ей соорудили на заказ в одной из протезных клиник.