Друд, или Человек в черном

– Что ж, желаю вам удачи, дорогой Уилки, – говорит Диккенс с непринужденным смехом. – Но прежде, чем пытаться закончить книгу в соответствии с планом, так мной и не написанным, вам следует знать следующее: молодой Эдвин Друд мертв. Джон Джаспер, находясь под воздействием такого же опиата, какой вы сейчас пьете, убил Эдвина в сочельник, как и предполагает читатель здесь же, в середине романа.

– Это нелепо, – говорю я. – Джон Джаспер так сильно ревнует Розу к своему племяннику, что убивает его? Но тогда… у нас впереди еще половина романа, которую нечем заполнить, кроме как… чем? Признанием Джона Джаспера?

– Да, – кивает Диккенс с гадкой усмешкой. – Именно так. Оставшаяся часть «Тайны Эдвина Друда» – во всяком случае, в своей основной линии – посвящена признаниям Джона Джаспера и его второго «я», Джаспера Друда.

Я трясу головой, но головокружение лишь усиливается.

– И Джаспер вовсе не дядя Друда, как нам позволяют считать вначале, – продолжает Диккенс. – Он брат Друда.

Я хочу рассмеяться, но у меня получается лишь громко фыркнуть:

– Брат!

– О да. Молодой Эдвин, как вы наверняка помните, собирается уехать в Египет в составе группы инженеров. Он планирует изменить Египет, возможно, навсегда поселиться там. Но Эдвин не знает, что его единокровный брат – не дядя, – Джаспер Друд, а не Джон Джаспер родился там… в Египте. И овладел там тайным искусством.

– Тайным искусством? – Я давно забыл целиться в Диккенса, но сейчас снова направляю на него револьвер.

– Месмеризм, – шепчет Неподражаемый. – Управление умами и поведением людей. Причем месмеризм не знакомого нам салонно-развлекательного толка, Уилки, а настоящее управление умами, граничащее с чтением мыслей, то есть с телепатией. Именно такого рода мысленная связь существует между молодым Невилом и его прекрасной сестрой Еленой Ландлес. Они развили свои телепатические способности на Цейлоне. Джаспер Друд овладел своим искусством в Египте. Когда Елена Ландлес и Джаспер Друд сойдутся наконец в месмерическом поединке – а он непременно состоится, – это будет сцена, о которой еще много веков читатели будут говорить с благоговейным трепетом.

«Елена Ландлес, – думаю я. – Эллен Лоулесс Тернан. Даже в последней незаконченной части несостоявшейся книги Диккенс непременно должен связать самую красивую и загадочную женщину в романе со своим собственным плодом фантазии и наваждением. Эллен Тернан».

– Вы меня слушаете, Уилки? – спрашивает Диккенс. – У вас такой вид, будто вы засыпаете.

– Вам кажется, – говорю я. – Но даже если Джон Джаспер на самом деле является Джаспером Друдом, намного старшим братом жертвы, какой в этом интерес для читателя, вынужденного скучать на протяжении еще нескольких сотен страниц, посвященных обычным признаниям?

– Не обычным признаниям, – хихикает Диккенс. – В этом романе мысли и сознание убийцы будут вскрыты и исследованы так, как не делалось никогда прежде в истории литературы. Ибо Джон Джаспер, он же Джаспер Друд, – это два разных человека, две самостоятельные трагические личности, заключенные в одурманенном опиумом мозгу регента Клойстергэмского… – он на миг умолкает и театральным жестом указывает на громадное здание позади, – Рочестерского собора. Именно в этих самых склепах… – Он снова указывает на собор, и я машинально перевожу туда помутненный взгляд. – …В этих самых склепах Джон Джаспер – Джаспер Друд спрячет полусожженные известью кости и череп своего любимого племянника и брата Эдвина.

– Чушь собачья, – тупо бормочу я.

Диккенс коротко хохочет.

– Возможно, – говорит он, продолжая тихо посмеиваться. – Но с учетом всех последующих сюжетных поворотов и ходов читатель будет… был бы… в восторге от многочисленных открытий и сюрпризов, которые его ждут… ждали бы… впереди. К примеру, наш Джон Джаспер-Друд совершил убийство под влиянием гипноза и опиума одновременно. Последний – опиум, принимаемый во все больших и больших дозах, – подготовил почву для воздействия первого – гипнотического приказа убить брата.

– Это лишено всякого смысла, – говорю я. – Мы с вами неоднократно обсуждали тот факт, что месмерист не может приказать человеку совершить убийство… совершить любое преступление… несовместное с нравственно-этическими взглядами, которых этот человек держится в сознательном состоянии.

– Да, – соглашается Диккенс.

Он допивает последний глоток бренди и кладет фляжку в верхний левый внутренний карман сюртука (я запоминаю на будущее, где она находится). Как всегда при обсуждении сюжетных ходов и прочих моментов своих произведений, Чарльз Диккенс говорит смешанным тоном многоопытного профессионала и возбужденного мальчишки, сгорающего от желания рассказать интересную историю.