Друд, или Человек в черном

Глава 48

В ответ на мое письмо, которым я откликнулся на «может статься, вы не против повидаться со мной не сегодня завтра», Диккенс пригласил меня в Гэдсхилл-плейс в воскресенье, пятого июня. Я сообщил, что приеду в три, к каковому часу Диккенс заканчивал работу по воскресеньям, но на самом деле сел на более ранний поезд и последнюю милю-полторы прошел пешком.

От красоты июньского дня просто дух захватывало. После дождливой весны все, что могло зазеленеть, зазеленело, как никогда, сочно и буйно, а все, что могло распуститься и расцвести, пышно распустилось и цвело вовсю. Солнечный свет проливался на землю благословением небес. Ветерок гладил кожу так нежно, так ласково, что почти смущал интимностью прикосновений. Несколько белых кучевых облаков – воздушные овцы – плыли над зелеными округлыми холмами вглубь острова, но над морем синело чистое небо, пронизанное солнечным светом. Воздух был так прозрачен, что я видел башни Лондона с расстояния двадцати миль. На пастбищах, простиравшихся за окном вагона и по обеим сторонам пыльной дороги, по которой я прошагал последнюю милю-полторы пути, резвились телята, жеребята и стайки человеческих детенышей, занятых разными играми, в какие принято играть в полях и лесах ранним летом. Всего этого было почти достаточно, чтобы даже у самого закоренелого городского жителя вроде меня возникло желание купить ферму – но глоток лауданума, запитый глотком бренди из второй фляжки, поменьше, остудил сей мимолетный идиотский порыв.

Сегодня никто не встретил меня на подъездной аллее Гэдсхилл-плейс, даже пара сторожевых псов (наверняка из потомства убитого Султана, этого Гренделя[18] собачьего мира), обычно сидевших на цепи у ворот.

Красные герани (по-прежнему любимые цветы Диккенса, по чьему приказу садовники высаживали эти однолетние растения каждую весну и сберегали до поздней осени) росли повсюду – по сторонам аллеи, на солнечной лужайке под эркерными окнами рабочего кабинета писателя, вдоль живых изгородей, по обочинам дороги за воротами усадьбы, – и, как всегда, по непонятной мне пока причине, я содрогнулся от ужаса при виде бесчисленных скоплений этих кричаще-красных клякс на зеленом фоне.

Предположив, что в такой чудесный день Диккенс, скорее всего, работает в шале, я спустился в прохладный туннель – хотя на дороге над ним почти не наблюдалось движения – и вышел неподалеку от наружной лестницы, ведущей в кабинет на втором этаже.

– Эй там, на мостике! – гаркнул я.

– Эй там, на шлюпе! – раздался звучный голос Диккенса.

– Можно подняться к вам на борт?

– Как называется ваша посудина, мистер? Откуда вы идете и куда направляетесь?

– Мое жалкое суденышко именуется «Мэри Джейн», – крикнул я, старательно подделываясь под американский акцент. – Мы вышли из Сент-Луиса и направляемся в Калькутту через Самоа и Ливерпуль.

Легкий ветерок донес веселый смех Диккенса.

– Тогда какие разговоры – милости просим, капитан!

* * *

Диккенс только что закончил работать и укладывал страницы рукописи в кожаную папку, когда я вошел. Его левая нога покоилась на подушке, лежащей на низком табурете, но он опустил ее на пол при моем появлении.

Он указал мне на единственное гостевое кресло, но я был слишком возбужден, чтобы сидеть, и принялся расхаживать взад-вперед, от одного окна к другому.

– Я страшно рад, что вы приняли мое приглашение, – сказал Диккенс, убирая на место письменные принадлежности и застегивая папку.

– Настала пора повидаться, – промолвил я.

– Вы немного пополнели, Уилки.

– А вы немного похудели, Чарльз. Вот только ваша нога, похоже, набрала несколько фунтов.

Диккенс рассмеялся:

– Наш дорогой общий друг Фрэнк Берд обеспокоен состоянием здоровья нас обоих, верно?

– В последнее время я редко вижусь с Фрэнком Бердом, – сказал я, переходя от восточного окна к южному. – Милые дети Фрэнка объявили мне войну, когда я разоблачил лицемерную сущность «мускулистого христианства».

– О, едва ли они рассердились на вас за разоблачение этой самой лицемерной сущности, Уилки. Скорее – за еретическую хулу на их спортивных кумиров. У меня не нашлось времени прочитать «Мужа и жену», но я слышал, выпуски вашего романа многих привели в негодование.

– И при этом продавались все лучше и лучше с каждым месяцем, – сказал я. – Еще до конца июня я собираюсь издать «Мужа и жену» в трех томах, в типографской фирме Ф. С. Эллиса.

– Эллиса? – переспросил Диккенс, вставая с кресла и беря палку с серебряной рукоятью. – Я не знал, что фирма Эллиса издает книги. Я думал, они занимаются визитными карточками, календарями, такого рода вещами.

– За книгу они берутся впервые, – сказал я. – Будут продавать на комиссионной основе, и я буду получать по десять процентов с каждого проданного экземпляра.

– Замечательно! – воскликнул Диккенс. – Вы сегодня несколько взволнованы, даже возбуждены, Уилки. Не желаете отправиться со мной на прогулку?

– Вы в состоянии ходить на значительные расстояния?