Друд, или Человек в черном

– Да вы послушайте себя, Чарльз. Только сумасшедший мог спланировать и разыграть столь замысловатую шараду. Это было бы не только жестокостью, но и полным безумием.

– Иногда я думаю так же, Уилки, – вздохнул Диккенс. – Но вам следует учесть, что спуск в Подземный город и катание на гондоле замышлялись как последняя сцена последнего акта этого спектакля – во всяком случае, в том, что касается меня. Откуда мне было знать, что ваше писательское подсознание и возбужденное огромными дозами опиума воображение продолжат разыгрывать эту пьесу еще многие годы?

Я потряс головой:

– Люди Друда в гондоле были не единственными участниками этой истории. Что насчет сыщика Хэчери? Вы хотя бы знаете, что бедный Хэчери умер?

– Да, – сказал Диккенс. – Я узнал об этом по возвращении из Америки и счел нужным навести в Столичной полиции справки об обстоятельствах его смерти.

– И что они вам сказали?

– Что отставной сыщик Хибберт Хэчери был убит в том самом склепе на Погосте Святого Стращателя, куда я приводил вас ранее в ходе нашей фальшивой экспедиции в подземный мир.

– Не помню ничего «фальшивого» в нашем схождении в преисподнюю, – заявил я. – Но сейчас это не имеет отношения к делу. Они сообщили вам, как именно он умер?

– Его оглушили до беспамятства при попытке ограбления, а потом ему выпустили кишки, – тихо проговорил Диккенс с болью в голосе. – Я сразу подумал, что вы почти наверняка находились внизу, в притоне Лазаря, и я хорошо представляю, какой ужас вы испытали, наткнувшись на труп бедняги.

Я невольно улыбнулся:

– И кто же, по мнению сыскного отдела, сотворил такое злодейство, Чарльз?

– Четыре индийских матроса, сбежавших с корабля. Отчаянные головорезы. Очевидно, они незаметно проследили за вами с Хэчери до склепа – разумеется, про вас полиция не знала, Уилки, но я предположил, что вы спокойно курили опиум в притоне Короля Лазаря внизу и ведать ничего не ведали, – дождались, пока здоровенный сыщик не уснул где-нибудь перед рассветом, а потом напали на него. Видимо, они хотели отнять у него часы и деньги.

– Это нелепо.

– Учитывая могучее телосложение нашего покойного друга, соглашусь с вами, – сказал Диккенс. – Хэчери удалось свернуть шею одному из четырех налетчиков. Но это привело в бешенство остальных, и они, оглушив Хэчери дубинкой… сделали с ним то, что сделали.

«Ах, как гладко все получается, – подумал я. – Скотленд-Ярд найдет объяснение всему, что не в силах понять».

– А откуда в сыскном отделе узнали, что это были четыре индийских матроса? – спросил я.

– Они схватили троих оставшихся в живых, – сказал Диккенс. – Схватили после того, как труп четвертого был найден в Темзе. Арестовали и вынудили у них признание. При них обнаружили принадлежавшие Хэчери часы с гравировкой, семейные фотографии и немного денег. В полиции с ними не церемонились… многие офицеры хорошо знали Хэчери.

Я просто диву давался. «Они чрезвычайно тщательно продумали свою ложь».

– Дорогой Чарльз, – тихо, но с долей раздражения проговорил я, – ничего этого не было в прессе.

– Разумеется, не было. Я же сказал: в полиции с этими индусами, убившими полицейского, не церемонились. Ни один из троих не дожил до суда. Газетчики даже не знают, что по делу об убийстве Хибберта Хэчери производился арест. Собственно говоря, Уилки, подробности убийства так и не дошли до прессы. Столичная полиция, в общем и целом, государственный институт не хуже всех прочих, но у них есть свои темные стороны, как у всех нас.

Я потряс головой и вздохнул:

– Так вы хотели извиниться передо мной за это, Чарльз? За то, что лгали мне про Друда? За то, что разыграли дурацкий фарс со склепами и гондолой? За то, что не рассказали мне об истинных, по вашему мнению, обстоятельствах смерти инспектора Хэчери?

Я подумал обо всех случаях, когда собственными глазами видел Друда, говорил с инспектором Филдом о Друде, слушал разговоры сыщика Барриса о Друде, видел Эдмонда Диккенсона после его вступления в общину Друда, видел приспешников Друда в Городе-под-Городом и святилища Друда в Городе-над-Городом. Я видел записку от Друда и видел самого Друда, сидевшего у камина и беседовавшего с Диккенсом в моем собственном доме. Своей явной ложью Диккенс не заставит меня поверить, что я сумасшедший.

– Нет, – сказал он, – это не главное, за что я хотел попросить прощения, хотя это имеет прямое отношение к более серьезному моему проступку, за который мне надлежит извиниться. Уилки, вы помните первый ваш визит ко мне после Стейплхерстской катастрофы?

– Конечно. Тогда вы подробно рассказали мне о вашей первой встрече с Друдом.

– А до этого. Когда вы только вошли в мой кабинет. Вы помните, что я делал и о чем мы говорили?

Мне пришлось напрячь память, но в конце концов я сказал:

– Вы вертели в руках часы, и мы немного поговорили о месмеризме.

– Я загипнотизировал вас тогда, Уилки.