Друг

Ты хотел посетить могилу писателя Генриха фон Клейста, то самое место, где в 1811 году в возрасте тридцати четырех лет он застрелился. Я знала эту историю. Клейст, всю свою жизнь страдавший от отчаяния, давно уже хотел умереть. Но не в одиночку. Его всегда воодушевляла мысль о совместном совершении самоубийства вместе с возлюбленной. С возлюбленной его мечты – женщиной, которая пожелает умереть вместе с ним.

Генриетта Фогель была не первой женщиной, которой он это предлагал, но именно она после того, как ей в возрасте тридцати одного года поставили смертельный диагноз – рак – с восторгом приняла его предложение о романтическом уходе из жизни с помощью убийства и самоубийства.

Убив ее выстрелом в левую грудь, Клейст затем выстрел себе в рот. Как мужчина.

Оба они, похоже, ожидали от всего этого чего-то сродни оргазму.

Свидетель рассказывал, что накануне вечером их видели в ресторане, где они спокойно ужинали и были веселы. И хотя оба они являлись христианами, они явно ожидали, что смерть перенесет их в лучший мир, в вечное блаженство среди ангелов – никаких страхов перед вечными муками, которые, как утверждают, ожидают тех, кто убил другого или наложил руки на себя.

Фогель, которая была замужем, попросила в своем последнем письме мужу после смерти не разлучать ее с Клейстом. И их похоронили там, где упали их тела, на тенистом зеленом склоне у озера, известного как Кляйнер Ванзее.

Как многие кладбища, это место упокоения было безмятежно. Я часто приходила сюда одна. (Потом там был проведен косметический ремонт, но я с тех пор туда не возвращалась.) На надгробии Клейста я всегда, даже зимой, находила свежий цветок. Я любила его стихи еще с тех пор, как впервые прочла их в колледже, и мне было приятно находиться на месте его упокоения. Думать о том, что здесь бывали братья Гримм. На этом самом месте Рильке писал стихи в записной книжке.

В тот день, проходя по мосту через Ванзее, мы видели спаривающихся лебедей. Это вовсе не изящное зрелище, как можно предположить: лебедушке грозила серьезная опасность утонуть. Как бы то ни было, трудно представить себе, что их смешные усилия, сопровождаемые хлопаньем крыльев, увенчаются каким-то результатом.

Но вскоре на пешеходной дорожке под мостом у самого берега я увидела их гнездо. Я часто возвращалась и сюда. Обычно видела в нем одного лебедя, как я предполагала самку, либо она лежала, свернувшись, и спала, либо сидела в гнезде, в то время как второй лебедь плавал рядом. Иногда я наблюдала, как они работают вместе, расширяя гнездо с помощью веточек и тростника, пока оно не стало напоминать гигантское мексиканское сомбреро.

Общеизвестно, что лебеди образуют пары на всю жизнь. Менее известно то, что они порой изменяют своим супругам. Я обнаружила, что один из этой пары – я предположила, что это был самец, – частенько навещал другую лебедушку в дальней части озера.

Хотя я не заметила в гнезде яиц, я все-таки надеялась увидеть, как у пары появятся лебедята. Но потом гнездо вдруг исчезло. Понятия не имею, что с ним произошло. Лебеди начали строить новое гнездо, но вскоре исчезло и оно.

Лебеди на Ванзее часто появлялись к концу дня, и их перья отливали всеми то и дело меняющимися цветами заката. Бледно-розовые лебеди, такие же розовые, как фламинго, ярко-фиолетовые, как фиалки, темно-фиолетовые, как сумерки, ночные лебеди. Птицы из снов, напоминание о красоте мира. О рае.

Мы с тобой оба согласились, что Клейст, должно быть, был чудовищем. Он использовал свой поэтический дар, чтобы уговорить кроткую неизлечимо больную женщину пойти на смерть от пули.

Но как насчет нее? Она все равно умирала. Самоубийство, совершенное чужими руками, хотя и ускорило смерть, почти наверняка избавило ее от тяжких страданий. Но дать возможность другому человеку совершить убийство и самоубийство – причем человек этот, хотя и пребывал в отчаянии, был молод и мог бы прожить еще много лет, сочиняя гениальную литературу – как можно это оправдать? Если бы Клейст так и не отыскал спутницу в смерти – если бы эта женщина, как и другие, тоже отказалась исполнить его безумную просьбу, – кто знает, что могло бы случиться? Или не случиться. По правде говоря, чем больше я об этом думаю, тем больше мне кажется, что госпожу Фогель следовало бы за многое призвать к ответу. Неужели у нее даже и мысли не возникло попытаться спасти его?

Теперь я гадаю, почему написала «О рае», хотя и не верю, что такое место существует.