Друг другу вслед

По аллее, действительно, вышагивал Мишка Зарековский в черной форме отрядов особого назначения, ковырял в зубах. Увидев Егора с Мамаевым, он слегка приподнял фуражку, с самодовольно-веселым видом приблизился к ним, сел.

— Наше вам с кисточкой! Каково живете-можете? Нет ли охоты к нам перебраться, это я Гохе, не тебе, старший унтер. Тебя не сдвинешь, окопался, дай бог. А ему не мешало б раскинуть мозгами. В батальоне кисни, и никаких перемен. А у нас — ого! — Мишка померцал желтыми зрачками. — Был старшим стражником, теперь помкомвзвода. Месячишко-другой, и в прапорах, во!

Пристально глядя поверх деревьев, Мамаев кинул вполголоса:

— Конечно, кое-кто подождет, пока у тебя золото засияет на плечах!

— То есть?

— Я что-то сказал? Убей, не помню.

Зарековский сухо посвистал.

— Т-а-а-ак. Весь в свою племянницу.

— Кто? — спросил задумчивый Егор.

— Ейный дядя.

— О ком ты, чудило-мученик? — снова не понял Егор, оглядываясь на Мамаева, и его улыбка подсказала ему, что он-то прекрасно знает, о ком и о чем речь. Повисло крутое, натянутое тетивой молчание.

— Ты… все с капитаном Белоголовым? — обронил Егор немного погодя.

— С ним, брат Гоха! — бодро отозвался Мишка и хлопнул приятеля по острому колену. — Под лежачий камень и вода не подтечет, а там… — Он ухмыльнулся. — Это… милиционер, мой знакомец, обыскивал богатого китаёзу. Копнул в укромном углу — куча денег, тыщ на пять золотом. Цоп, и в карман, а когда китаёза пожалобился — вернул сибирскими знаками. Уметь надо, Гоха!

— И ты хошь так же?

Зарековский рассерженно засопел.

— Теленок ты, пестерь болотный! Чего робеть? Нынче — наше время, дождались-таки. Конечно, думай не только о себе. Верховный правитель, сказывают, поставил ясно: ни к царским, ни к советским порядкам, даешь золотую середину! Как же не помочь, а особенно здесь, на внутреннем фронте? Не управимся — пропадем все: и адмирал, и ты, и я! — Он мельком посмотрел на Мамаева, губы его пошли вкривь. — Степке-то, братцу, передавать поклон?

Словно пружина подбросила Егора с садовой скамейки.

— Да он же… незнамо где!

— А вот и знамо. По всему, с лучихинцами, что при домне, спелся. — Мишка выдернул из кармана газетный столбец. — Читай вслух.

Егорка быстро отодвинулся.

— Убери, нам такое не дозволено.

— Это можно. «Губернские ведомости», понимай.

Твердая рука Мамаева протянулась, переняла столбец.

— Дайте-ка мне, грамотеи. — Он разгладил столбец, кашлянув, начал: — «В районе Братского острога…»

— Боже мой, у нас! — вырвалось у Брагина. Зарековский сузил глаза, посовал его под ребро. Дескать, погоди радоваться. Главное веселье дальше!

— «В районе Братского острога появилась большая банда, возглавляемая безответственными лицами и уголовными преступниками, — читал Мамаев. — Из числа рабочих Старо-Николаевского завода к повстанцам примкнуло не более ста человек. Посланная из Иркутска часть для уничтожения бродячих банд благополучно и успешно выполняет поставленную задачу, и одного ее приближения достаточно для того, чтобы наступило успокоение в городах и деревнях, и местные жители вернулись к повседневным трудам».

— Уголовные… — пробормотал Егор. — Степка с Васькой в уголовные попали… Что же с ними теперьча будет?

— Что будет, о том вскорости узнаешь. Две роты бросают под Братск, не шутка. Пароход «Сибиряк» на плаву, пулеметы и пушки готовы к бою! — он до хруста сжал кулак. — Ну, держись, внутренний фронт, с-собака!

Ладонь Мамаева плотно легла на плечо взволнованного Брагина. Однако вопрос его был обращен к Зарековскому.

— А зачем бы вам плыть, если там полный порядок?

— Ага, ага! — встрепенулся Егор. — И я хотел про то же самое.

Мишка усмотрел что-то на дальней дорожке, встал торопливо, позвал Егорку в тир и, когда тот отказался, ушел один. К скамейке подходила Таня Мамаева.

Брагин стесненно поклонился, она с силой встряхнула его руку.

— Поздравляю!

— С чем?

— С жизнью, — прямо сказала она.

Гибкая, темноволосая, бойкая на язычок, девушка иронически оглядела Брагина.

— Ну-с, кавалер, я вас давненько не видела. Отвечайте, скольким дамам вскружили голову?

— Перестань, егоза, — вступился Мамаев.

— Помилуй, дядечка! Любовь — самое светлое чувство, ее стыдиться не надо. Ведь я права, господин младший унтер-офицер? — повернулась она к Брагину. — Вас что, не кормят в хваленой школе Нокса?

— С чего вы… взяли? — вконец потерялся Егорка.

— Глаза у вас голодные!

— Ой, Танька!

— Пустое! — девушка вынула из сумки длинную, с золотым ободком папиросу, закурила. И снова: — Скажите честно, я вам нравлюсь?

Он беззвучно пошевелил губами, косясь на товарища.

— Громче! — она топнула каблучком.

— Вы очень милая и очень…

— Договаривайте же!

— Нет, помолчу, — с глубоким вздохом сказал Егор.

— Ну?!

— Какая-то вы беззащитная, ей-ей!

Брови девушки надменно вскинулись вверх. Она выпрямилась, кинула свысока:

— Что вы сказали, повторите!

— Что думал. Храбритесь, шутки строите, прыгаете на одной ноге, но ведь я вижу! — Егорка пошарил в карманах, курева нет как нет, направился к табачному лотку. Мамаев проводил его изумленным взглядом, подмигнул племяннице.