Друг мой море (Рассказы)

— Не будем делить славу, Федор Терентьевич. Без вас я не вывел бы Емельянова в люди. Вы меня извините, что я много говорю. Но иногда полезно и учителю послушать своего ученика. Вы старше меня, у вас больше опыта, а дело мы одно делаем. Вот вам, кажется, не нравится здесь, на острове, хотите снова уйти на корабль. Правильно, масштабы там побольше. А я так считаю: если человек хорош в малых делах, он и в больших будет хорош. А матросы привыкли к вам, искренне уважают.

Федору вдруг захотелось сейчас же, немедленно сказать Кондрашову что-нибудь хорошее и теплое, чтобы тот не думал о нем как о человеке бесчувственном. Однако признаться в том, что расслабился, он стеснялся и поэтому, вставая, спросил только:

— А дежурного по плавсредствам будем на ночь выставлять? Погода что-то портится...

— Я думаю, что надо, Федор Терентьевич, — ответил Кондрашов.

...Серая мгла неожиданно заполнила небо над островом. Густо повалил снег. Пока Федор шел до поста радиометристов, уже началась вьюга. На вахте у радиолокационной станции сидел Емельянов и смотрел, как на индикаторе по часовой стрелке бежала светящаяся черточка, оставляя за собой светло-зеленое кружево. Посылая свои незримые импульсы, локатор шарил по поверхности беспокойного моря. Не встретив на своем пути никаких препятствий, электромагнитные волны где-то далеко-далеко затухали. И я индикаторе не появлялось ни одного «светлячка».

А потом Емельянов вдруг насторожился и растерянно сказал:

— Товарищ мичман, антенна вразнобой вращается с разверткой.

— Это худо. — Данилов придвинулся ближе к индикатору кругового обзора.

— Наверное, ветер нашалил, — высказал свое предположение Емельянов.

Федор задумчиво смотрел на экран. Ничтожно маленькое расстояние разделяло развертку с неподвижным индексом. Все, кто находился в посту, ждали, какое решение примет мичман. Матросы хорошо понимали, что с выходом из строя радиолокационной станции их пост наблюдения теряет свою значимость. А это равносильно тому, что остаться без глаз. Да еще в такую погоду.

— Надо подняться на мачту, —сказал Данилов.— Рискованно, но другого выхода нет. Нужен доброволец.

Трудно сказать, сколько секунд длилось бы молчание, если бы Данилов не встретился взглядом с Емельяновым.

— Добро, Емельянов, разрешаю вам идти со мной, — сказал мичман.

Сборы были недолгими. Мичман и матрос привязались друг к другу страховочным концом, взяли инструмент, вышли из комнаты. Ураган налетел на них сразу со всех сторон. Ледяной поток, несущий жесткую кашу из снега и земли, ударил в лицо. Федор почувствовал, как его оторвало от земли и швырнуло в сторону. В то же мгновение рядом очутился Емельянов: он цепко ухватился за Данилова и, прерывисто дыша ему в лицо, прокричал:

— За меня прячьтесь!

Ветер относил его слова, и ему приходилось их повторять:

— Я говорю, прячьтесь за меня!

Они поднимались и пытались двигаться вперед, а порывы ветра то отбрасывали их назад, то, наваливаясь снизу, поднимали вверх. В эти мгновения, казалось, вихрь оторвет их от земли и унесет в море.

Понимая всю отчаянность положения и забыв о себе, Данилов почему-то думал только о Емельянове.

— Ничего, Володя, докарабкаемся. Держись покрепче, — приговаривал он.

Несколько десятков метров, которые отделяли мачту от домика, показались бесконечными. Еще труднее было взобраться на мачту и работать там. Жгучий ветер пронизывал насквозь, до боли прижимал к стальным скобам трапа, не давал дышать. Озябшие руки слушались плохо. Долго пришлось повозиться, пока заменили сопротивление в редукторе антенны.

Когда Федор и Владимир закончили работу, над островом уже было звездное небо. Ветер все дальше угонял в море громадную черную тучу.

— Смотрите-ка, и ураган прошел, — обрадовался Емельянов.

— Да-а, ураган прошел, — многозначительно заметил Данилов...

С моря тянуло влагой. В воздухе еле улавливались запахи талого снега, пробуждающейся земли. Незримо где-то зрела ранняя весна...