Друг от друга

Отыскав медицинский словарь, я прочитал о симптомах малярии и вирусного менингита и заключил, что у этих болезней некоторые симптомы совпадают. В Баварских Альпах, где комары не так чтобы уж тучами летают, легче легкого списать смерть нескольких десятков человек, умерших от малярии, на вспышку эпидемии вирусного менингита. И никто ничего не заподозрил. То есть все умершие немецкие военнопленные использовались для медицинских экспериментов, так же как и восемьсот американских осужденных. Не говоря уже об узниках Дахау и Майданека. Трудно верится, но эксперименты на людях, за которые были повешены семь нацистских врачей в Ландсберге, по-прежнему проводились, теперь уже под опекой ЦРУ!

36

Международный телефон и телеграф находились на Алзер-штрассе в Девятом округе. Я подошел к оператору. Он был похож на барсука: нос торчком, а волосы – седые на концах и темные у корней. Я назвал ему номер Гармиша, купил килограмм монеток и прошел в телефонную будку, на которую он указал. Дозвониться я всерьез не надеялся, но решил, что попытаться все-таки стоит. В ожидании соединения я думал про то, что я им скажу, надеясь сдержаться и не пустить в ход ругательства, какие мы употребляли на русском фронте. В кабинке я просидел минут десять, прежде чем зазвонил телефон и оператор сказал мне, что меня соединили. Через минуту-другую трубку на том конце подняли, и я услышал далекий голос. Находился Гармиш меньше чем в пятистах километрах отсюда, но звонок шел через передаточный пункт в Линце, находившийся в русской зоне оккупации, потом его провели через Зальцбург (в американской зоне) и Инсбрук (во французской). Французские власти считались самыми неумелыми из всех четырех, и плохое качество соединения скорее всего – их вина. Узнав голос Эрика Груэна, я быстро скормил пригоршню десятигрошевых монеток телефону, и через пятнадцать-двадцать секунд мы уже говорили. Груэн, казалось, искренне обрадовался, услышав меня.

– Берни, – начал он, – я надеялся, что ты позвонишь. Так хотелось сказать тебе, как я сожалею, что из-за меня ты ввязался в такую неприятную историю. Правда.

– Неприятная история, – повторил я. – Ты так называешь свои старания сунуть шею другого человека в петлю, предназначенную для тебя?

– Извини, Берни, пришлось. Понимаешь, я не могу начать новую жизнь в Америке, пока Эрика Груэна не объявят официально умершим или не посадят в тюрьму за его так называемые военные преступления. Можешь винить за это Джейкобса. Он заявил, что по-другому ЦРУ не согласится. Если когда-нибудь выплывет, что они разрешили нацистскому врачу въезд в Америку, им придется дорого расплачиваться. Вот так все просто.

– Это я могу понять, – сказал я. – Но зачем было убивать двух ни в чем не повинных женщин, если все, что тебе нужно было, – это чтобы за тебя расплатился я? Могли бы организовать мой арест в отеле, и все.

– Ну что ты! Ты бы заявил, что ты – Берни Гюнтер. Союзные власти наверняка проверили бы твою версию и выяснили, кто ты есть на самом деле. Нет, нам нужна была гарантия, что сунуться Берни Гюнтеру будет некуда. Когда станешь планировать свой следующий ход, обдумай это, Берни.

Наказание за убийства, тем более такие отвратительные, какие совершил ты, – смертная казнь. Берни Гюнтера повесят, если поймают. Но если арестуют Эрика Груэна, тогда ты можешь отделаться пожизненным заключением. А если учесть, что происходит в Федеральной Республике сейчас, выйдешь на свободу лет через десять. А то и через пять. Отсидишь за меня срок, а когда выйдешь – тебя будут ждать деньги в банке. Если как следует подумаешь, Берни, то сам согласишься, что я на редкость щедр. Ты ведь уже получил деньги, так? А еще двадцать пять тысяч шиллингов, кругленькая сумма, будут ждать тебя, когда ты выйдешь из Ландсберга. Ну, Берни, я ведь мог и гроша ломаного не положить на твое имя.

– Да, ты очень щедрый. – Я продолжал разговор, надеясь, а вдруг он проговорится, обронит хоть кроху информации, которая сгодится мне, чтобы вырваться из Вены.

– Знаешь, будь я на твоем месте, я бы явился в полицию сам. Как Эрик Груэн, разумеется. И тебе лучше поторопиться, пока не арестовали Берни Гюнтера и не повесили его. А то будет и еще чего похуже.

Я протолкнул в щель еще несколько монеток и засмеялся:

– Не представляю, что же такое может произойти, у меня и так положеньице – поганее некуда. Тут уж вы расстарались!