И не успел Егор обернуться, как Герман заломил ему руку назад, и тот скукожился от боли.
– Было бы очень трудно заменить такого подлеца, как ты, – тем же спокойным тоном продолжал Герман. – Мне это не по силам.
– Ой-ой-ой, – как девчонка, запричитал Егор. – Больно!
– Зато мне вполне по силам сломать тебе руку, как будто не слыша криков боли, продолжал Герман. – Может, гипс добавит тебе привлекательности? Ты ведь считаешь себя неотразимым?
Егор не отвечал. Его рот был открыт в беззвучном крике; голова тряслась. Тусе показалось, что лицо его изменилось до неузнаваемости, потому что боль сильно меняет человека.
– Отпусти его, – попросила она.
– Отпустить? – переспросил Герман; хотя он прекрасно расслышал. – Это почему еще?
– Ему же больно, – робко вступилась Туся.
– А тебе разве не было больно, а? – Герман вошел в раж. – Скажи, когда ты лежала в больнице, а он издевался над тобой, тебе не было больно?
Девчонки во дворе перестали прыгать и замерли, с любопытством наблюдая за этой сценой. Входная дверь хлопнула, Герман повернулся, чтобы посмотреть, кто идет, отчего сильно дернул руку Егора, и тот закричал еще громче.
– Лиза! – кинулась к подруге Туся. – Сделай что-нибудь, они же поубивают друг друга!
Лиза умела не терять самообладания в самых критических случаях. И еще – она всегда была на стороне того, кто слабее, даже если он и не прав.
– Герман, – спокойно сказала она, подходя к нему и касаясь его руки. – Отпусти его, он и так достаточно наказан. Пожалуйста, отпусти. Сейчас выйдет кто-нибудь из учителей, и у нас с Тусей будут неприятности. Да и у тебя тоже.
Непонятно, какой из доводов оказался самым убедительным, но только Герман отпустил Егора и отряхнул руку о штанину, как будто в чем-то испачкался. Егор все еще не мог отдышаться и выпрямить заломленную назад руку. Он скулил, как побитая собака, и исподлобья с ненавистью смотрел на своего обидчика.
– Ее благодари, – сказал ему Герман, указывая на Лизу. – Если бы не она, тебе бы несдобровать.
Егор наконец отдышался и погрозил здоровой рукой:
– Ну, придурок, это тебе так не пройдет! Ты же мне руку сломал!
Герман притворился, что делает шаг навстречу Егору, и тот испуганно отшатнулся. Девчонки из младших классов громко засмеялись.
– Пойдемте, девочки, – обратился Герман к Тусе и Лизе. – Кажется, представление закончилось.
И они пошли прочь, а Егор так и остался стоять на месте, поддерживая пострадавшую руку.
– Герман, – строго сказала Лиза. – Ты не должен был этого делать. Конечно, я бы сама с удовольствием отлупцевала Егора, но не так же…
– Он врет, как всегда, – улыбаясь, сказал Герман.
Он нажал на брелок, отключая сигнализацию в машине, и продолжил:
– Ничего я ему не сломал. Просто он очень себя любит и не привык к элементарной боли. А я это исправил.
Лизу раздражало даже не то, что он говорил, а то, как он говорил – спокойно, уверенно, без тени сомнения и даже с каким-то непонятным удовольствием.
– К тому же он хотел ударить Тусю. Не мог же я равнодушно на это смотреть?
– Туся, это так? – спросила Лиза.
– Да, – едва слышно ответила Туся.
Она знала, что Егор никогда бы не ударил ее. Он часто бывал агрессивным и злобным, мог пригрозить, мог корчить из себя забияку, но бить девушку – все-таки это не его стиль.
«Но Герману откуда знать, что Егор меня не ударит? – оправдывала Туся любимого. – Он просто хотел меня защитить. Ведь Егор надвигался на меня с кулаками… »
Но на душе у нее было неспокойно.
Почему-то вдруг ей вспомнилось, как они с Германом смотрелись в две половинки одного зеркала. Она снова увидела его лицо со спущенными на глаза волосами, не лицо, а страшную морду оборотня.
Туся взглянула на Германа – он улыбался и что-то оживленно рассказывал.
«Каким он может быть разным, – подумала Туся. Сейчас, глядя на него, ни за что нельзя было подумать, что десять минут назад его лицо было сведено гримасой ненависти и злобы. – Как хорошо, когда рядом тот, кто может защитить, – с нежностью подумала она. – Но не хотела бы я быть его врагом».
8
Не глядя на прохожих, Туся шла по улице, что-то бормоча себе под нос. Раньше она любила смотреть по сторонам, разглядывать лица людей, их одежду, их походку, но теперь ей было не до того. Герман заболел, он скучал, и некому было за ним ухаживать. А Туся с радостью прогуливала школу, чтобы побыть с ним наедине. Она шла и несла в сумке вместо учебников и тетрадей малиновое варенье, мед, кучу лекарств и журналов.
– Что бы я без тебя делал? – сказал Герман, когда она вошла в его комнату, и эти слова были для нее лучшей похвалой.
Он лежал на диване, одетый в теплую пижаму, а горло его было завязано шерстяным шарфом. Его глаза покраснели, а волосы свалялись от долгого лежания.
– Отвратительно выгляжу? – спросил Герман. Конечно, болезнь никого не красит, но Туся так его любила, что он казался ей милым и теперь.
– Ну что ты! – с укором сказала она. – Ты лучше всех, кого я знаю. Правда….
Сначала Туся посидела с ним рядом, рассказывая о том, как по дороге к ней пристал какой-то сумасшедший, сказал, что где-то ее видел и пока не вспомнит где – не успокоится.