Другая другая Россия

— Это вы про что? — негромко спрашиваю я.

— Эта ситуация сама по себе не рассосется. Может уменьшиться количество людей на улицах, но напряжение, особенно в элитах, будет усугубляться. Оно не схлынуло после 4 марта. Оно могло бы уменьшиться, если бы хватило мудрости пойти на выборы в два тура. А так риски выросли — этот раскол надо как-то преодолевать. И самый простой способ — шоковые потрясения. Ими может стать и физическое насилие в адрес лидера оппозиции, и террористический акт…

Произнеся эти слова, он умолкает с хмурым лицом, и кажется, его молчание бурит глубокую воронку в белом ресторане, но падает в нее только наш столик.

— То есть вы хотите сказать… что у нас во власти находятся люди, готовые решать свои проблемы, взорвав сотню-другую человек в метро?

— А с чего Доку Умарову делать заявления: ребята, если что-то случится, мы тут ни при чем.

— Но, может, Доку Умаров — не тот человек, слову которого стоит верить?

— Я далек от мысли, что есть прямые команды. Но существует язык намеков, провокаций и косвенных воздействий, который может побудить людей сделать шаг в ту или эту сторону.

— О терактах быстро забывают. Это плохой инструмент подавления протестов.

— Но тактическую задачу это решит. Теракт — это чрезвычайное положение, отмена всех митингов. Ну, вспомните историю с Бесланом. Каким образом запрет губернаторских выборов связан с кровавой баней в школе, которая была произведена по приказу мы знаем кого?

— Это вы знаете. А мы не знаем. Кого?

— Первого лица, которое только что переизбралось президентом Российской Федерации.

— Вы же сейчас провоцируете.

— Пусть ответит.

— А если не снизойдет?

— Ради бога…

— Вы рискуете, когда это говорите?

— Я гораздо больше рискую, когда говорю про финансовые интересы этих товарищей.

— Но ведь мы уже выяснили, что вы рациональный человек. Вы просто знаете, что с вами ничего не случится. Была бы реальная угроза — вы бы всего этого мне сейчас не говорили.

— Видишь, у меня нос сломан, — он дотрагивается до носа. — Ситуации риска в моей жизни случались.

— А вы видите, как с митингами получилось: вроде и птицы пели, и деревья, образно говоря, зеленели. А солнца не было…

— Просто мы были с другой стороны Земли, — улыбается он. — Солнце не может взойти ночью. Но рассвет уже начался.

Сон генерала Романова

Какой должна быть офицерская жена.

6 октября 1995 года. Грозный. Площадь Минутка. Солнце в зените. На скорости проносятся уазик и БТРы, готовясь въехать в тоннель под мостом. Город взят. Разговоры о мире повисли над городом как пыль над дорогами с содранным асфальтом. Переговорный процесс начался. И никому он так хорошо не удается, как человеку, несущемуся сейчас в уазике.

5 октября 1995 года. Москва.

— Маша, я, конечно, прошу прощения, но, кажется, меня залили, и у меня вокруг люстры вся штукатурка отпала, — говорит Лариса Васильевна в трубку.

— Быть не может, — испуганно отвечает Маша. — Я все так хорошо зашпаклевала.

У Ларисы Васильевны ужасное настроение. Через несколько дней в отпуск приезжает ее муж — командующий Объединенной группировкой федеральных войск на территории Чеченской республики, генерал Романов. Несколько лет назад точно так же у нее обвалился угол в прихожей. Она это запомнила потому, что сразу умер отец. Этой ночью во сне она видела себя в черном.

Приходит мастер Маша, и они вдвоем обследуют сухую штукатурку вокруг люстры.

— Мистика какая-то… — говорит Маша, а в это время уазик мчится по Минутке.

6 октября 1995 года.

На человеке, сидящем в заднем кресле уазик, очки с толстыми стеклами и сдвинутый набок берет. Его вид вызывает доверие. В его руках разоружение боевиков, установление органов власти в населенных пунктах, соблюдение режима прекращения огня. Сейчас он спешит на встречу с Русланом Хасбулатовым, а два года назад он встал и сказал — «Я против войны в Чечне». Больше никто не встал. Стоял он один. Все в тех же очках, делающих его похожим на учителя ботаники.

6 октября 2011 года. Москва.

— А что вы хотите? — спрашивает Лариса Васильевна в трубку. — Уже сто раз про все сказано. И фильмы сняты, и статьи написаны. Это уже неинтересно. Читателю вашему неинтересно. Вы мне объясните, зачем это делать в сто первый раз, а я подумаю.

— Я пока не знаю, — отвечаю в трубку, говоря себе, что не удастся преодолеть каменную стену, которую строит перед собой эта офицерская жена. — Я буду думать, чем еще одна статья о генерале Романове будет интересна нашим читателям.

6 октября 1995 года. Грозный.