Другая другая Россия

— А он считал, что коленопреклонение ни к чему хорошему не приведет. Каждый должен иметь свое мнение.

— Но это не всегда возможно, потому что…

— Ну, потому так и живем, на-вер-но-е, — перебивает она, — что мы очень любим… — запинается, — лизнуть одно место, аж снизу до маковки. А если бы каждый свое мнение отстаивал… Он мне этого не рассказывал, потом старшие офицеры сказали: «Лариса, ты знаешь, что вот такой случай был…». В генеральном штабе министерства обороны было совещание всех родов войск, которые должны были входить в Чечню. Он единственный встал и сказал: «Я считаю… — на этом месте Лариса Васильевна понижает тон, чтобы он походил на мужской, говорит спокойно и с расстановкой, как и должен говорить офицер, — …что мы не готовы. Поймите, с той стороны сидят такие же офицеры, закончившие такие же военные училища и академии. Почему вы думаете, что Дудаев глупее кого-то из вас?» Дудаев получил такое же образование, как и генерал Романов, — это Лариса Васильевна говорит уже от себя.

— Тогда сложно было поверить в то, что большая Россия не готова идти против маленькой Чечни.

— Не надо забывать, что у них были очень хорошие консультанты с противоположной стороны, у них там было очень много иностранцев, я не буду говорить, что там были те, те и те, но они были. И их там было достаточно. И надо всегда понимать, что война — это полигон для испытания нового оружия… чтоб вы знали… Там впервые применилось определенное… взрывное устройство.

— С чьей стороны?

— И с нашей, и с той. Там даже в плен захватили англичанина, военного специалиста, который специально приехал посмотреть действие этого оружия.

— Лариса Васильевна, генерал Романов хоть и воевал в Чечне, но он все равно миротворец. И кто бы сейчас что ни говорил, на той войне он был из тех российских офицеров, которые не работали на стороне зла…

— Да, он всегда был противником войны. Он всегда говорил, что любая война заканчивается миром.

— Тогда по каким же законам устроен этот мир, который в первую очередь выбивает тех, кто на стороне добра? Почему это случилось с добрым Романовым? Вы непременно должны были об этом думать в течение шестнадцати лет.

— Не напрасно говорят, что война выбивает лучших — лучших, — повторяет она шепотом, а потом еще раз по слогам произносит «луч-ших». — Это же ненормальная обстановка, войну же нельзя назвать естественным состоянием, она всегда как-то… Даже Великая Отечественная, ведь много же генералов было, и не все они были такими, как Черняховский, Рокоссовский, многие же были обычными… если не сказать бездарными… Мне папа рассказывал, какие совершали подвиги и сколько полегло — незаслуженно и… неправильно и… не-оп-рав-дан-но… А были генералы, которые, может быть, лучше подготовлены были, более ответственные, ценящие жизнь солдатскую… И среди этой массы на войне они выделялись, как индивидуумы…

— А что главное в любом генерале?

— Понятие о ценности жизни… Жизни — конечно. Ко-неч-но, — втолковывает она мне, повторяя, и до меня доходит, что это от привычки разговаривать с человеком за пеленой. От привычки не быть уверенной в том, что ее слышат и понимают. И от знания, что говорить все равно надо. — А что может быть ценней? Вот этот создатель всех наших ноу-хау, миллиардер…

— Стив Джобс?

— Он… И он, наверное, отдал бы все миллиарды, если бы ему сказали, выбирай — жизнь или деньги. Наверное, он выбрал бы жизнь. А почему нужно только свою жизнь ценить, а солдатскую — нет? — она шепчет, словно я маленькая. Словно скажи я сейчас «Нет, надо ценить жизнь только свою», она погладит меня по голове и будет уговаривать шепотом. А если я буду упорствовать, она меня пристукнет легонько, а потом даст конфету. — Это квалифицирует подготовку офицера, — продолжает она негромко. — Если человек… именно че-ло-век, а не просто кто-то в мундире, как в оболочке… Если человек любит свою семью, своих родителей и свою страну, он всегда будет ценить чужую жизнь. Мы с ним очень много говорили на эту тему… У него же отец воевал, и у меня отец воевал. Его отец рассказывать о войне не любил, он очень тяжело ее переживал, поэтому… Ну, как не хранить жизнь другого, если второй жизни нет? Ну, нет… Мы же не роботы, чтобы взять и запчасть поставить новую, глядишь — и пошел. Как это больно бывает… Для матери. Для жены. Для сына с дочерью потерять отца… Это же… тяжело… — говорит она через нос.

— Где вы были, когда вам позвонили?