Другая Элис

– Я читал рассказ про еврейских детей, которых повесили при холокосте. Некий человек, видевший это, повернулся к своему товарищу и со слезами воскликнул: «Где же Бог? Почему он не остановит это?» Его товарищ ответил: «Бог висит рядом с этими детьми».

После долгого молчания я сказала:

– Я никогда не узнаю ответ на вопрос «Почему я?», правда?

– Не проходит ни минуты, чтобы я не желал: лучше бы это был я, а не ты, – тихо сказал папа, и слезы полились у него по щекам. – Я никогда не понимал, почему болеешь ты, а не я, седой старик, проживший долгую жизнь.

– Я рада, что это не ты, папа, – сказала я, закашлявшись. – Я рада, что это не ты.

– Почему не я, седой старик? – повторил папа, обнимая меня.

Тридцать. Как я стыдилась болезни

– Я смогу ходить в университет? – спросила я у доктора Фишера. – Ну, я имею в виду, вдруг у меня будет «вспышка»?

– Сможете, – с готовностью ответил он, откинулся на спинку стула и скрестил короткие пухлые ноги. – Здесь вы получите превосходный уход. Я не думаю, что у вас есть основания для беспокойства. Повышенная доза метотрексата будет держать под контролем ваш артрит. Это замечательный препарат, он очень успешно проявил себя в Америке.

– Мне он не понравился, – сказала мама, когда мы вышли из больницы. – Ты задала ему вполне разумный вопрос, а он говорил с тобой как с раздавленной букашкой.

– Он держит себя как король, – ответила я с улыбкой. – Давай звать его «Король-рыбак». Если Король говорит, что у меня все будет хорошо, значит, будет хорошо.

Я была в студенческом общежитии, в каморке, больше похожей на картонную коробку. Ребекка приехала со мной из дома – она тоже поступила в Бристоль. Мы обе чувствовали себя неуверенно в новом месте и договорились, что будем поддерживать связь, если даже наши корпуса окажутся далеко друг от друга. Странное дело, но мы всегда оказывались рядом. С самого детства мы были вместе, и ее семья была для меня вторым домом.

Я глядела на затхлые коричневые шторы, пустой гардероб, линялые стены. Глядела на свой багаж, ожидавший, когда его распакуют.

Мама принялась вешать в гардероб мою одежду. Мне хотелось, чтобы она уехала. Я ненавидела расставания. Я попросила ее не делать этого, сказала, что я сама смогу это сделать. Я попросила маму с папой уезжать, мы обнялись, и я увидела, что мама заплакала, когда повернулась ко мне спиной.

Они ушли. Я тут же достала фотографии в рамках и стала их развешивать. У меня были Элен, мама, папа, Том и Эндрю, фотки Софи, Себа и моя, сделанная после наших выпускных экзаменов. Мы виделись с Себом накануне моего отъезда в Бристоль и решили, что все, точка. Конечно, грустно было говорить прощай, я осталась без бойфренда. Вопрос, было бы у нас с ним все по-другому, если бы не мой артрит? Но мы никогда не говорили об этом. Наши отношения безнадежно изменились, когда он уехал во второй раз.

Я держала в руках фотографию моих обнимающихся родителей, сделанную в день 25-летия их свадьбы. Папины щеки порозовели от выпитого, глаза смеялись. Счастливое было время. Я была еще здорова… Мне стало трудно дышать из-за комка в горле.

Возле общежития были шум и толчея. Я пока еще не решалась выйти из комнаты. Как сложится моя жизнь в Бристоле, если я не умею разговаривать с людьми? Как я буду общаться со своими ровесниками?

Неожиданно ко мне в комнату ворвалась Софи и раздвинула шторы.

– Эл, ты еще ничего не распаковала? Гляди, какой у нас прекрасный вид. Ты как сама-то? Ничего?

– Да, нормально.

– Ну, гляди. Я специально приехала помочь тебе, если ты плохо себя чувствуешь, – заверила она. Летом Софи написала письмо и спросила, может ли она быть рядом со мной и помогать. – Маркус тоже тут. – Маркус наш друг. Софи встречалась с его братом-близнецом.

– Я знаю. Слушай, может, это глупо, но я не хочу, чтобы кто-то знал про мой артрит. Я скажу об этом, когда буду готова. Ты можешь себе представить, чтобы я начинала знакомство со слов: «Эй, у меня ревматоидный артрит». Никому это не интересно. – Я помолчала. – Я просто не хочу, чтобы все знали.

– Я никому не скажу, раз ты не хочешь, хотя думаю, что тебе не надо ничего скрывать.

Я с мольбой посмотрела на нее.

– Но ведь ты не скажешь, правда?

– Ладно, пошли в бар. Нам с тобой надо выпить.

В баре была толчея. Все орали друг другу, перекрикивая музыку. Чувство свободы и восторга наполняли воздух. Ребята играли в бильярд, отдельные группы разговаривали, другие пили и танцевали. К нам подошел высокий и худой парень с каштановыми волосами, одетый в синюю клетчатую рубашку и джинсы. Его ботинки громко цокали по полу. Он был не из застенчивого десятка, тут же заговорил с нами и спросил, не хотим ли мы еще выпить или сгонять партию в бильярд.

– Между прочим, меня зовут Мэтью, но можете называть меня Мэтт, – добавил он, улыбаясь мне, словно это был огромный комплимент. Сквозь гул голосов мы направились к бильярдному столу.

– …Я на этаже А, приходи потом, у нас будет вечеринка, – говорил кто-то.

– …Погляди на ту девчонку в кожаных джинсах…

Вон там…

– …Ты на каком курсе?..

– …Чей раунд?..