Прошло пять недель, а я все притворялась, лгала и ловила такси. Я была не только больная студентка, но еще несчастная и нищая. Боль – идеальный сепаратор, она воздвигает стенку вокруг тебя, и я не позволяла никому обрушить ее. Мне хотелось верить, что я справлюсь со всем, и не хотела, чтобы ко мне все относились как-то по-особенному. Мне нужно было опять пойти к доктору Фишеру и спросить насчет моего бедра. Боль и скрежет не исчезали. Я боялась, что новый рентген покажет дальнейшее разрушение, но в то же время понимала, что медлить опасно. Доктор Фишер должен помочь мне, на то врачи и нужны.
Я записалась к нему на прием.
Разумеется, я наткнулась на Мэтью, когда мы с Софи шли к такси, ждавшему возле дверей нашего общежития.
– Привет, – улыбнулся он. – Куда это вы?
– В «Джигсо», – ответила я с обворожительной улыбкой. Мэтью помахал на прощание рукой.
– Только больше не покупай тесную обувь, – напомнил он. Я уже не сомневалась, что он что-то заподозрил.
– Привет, садитесь, – сказал доктор Фишер, открывая мою историю болезни, которая теперь распухла вдвое. – Как вы себя чувствуете в данный момент?
– Ужасно. Боли не прекращаются фактически ни на мгновение.
– Ступайте в соседнюю комнату и переоденьтесь. Посмотрим на ваши суставы. – Я отлепила тяжелое тело от стула. – Будьте любезны, возьмите с собой ваши вещи. Я не хочу их видеть на своем столе, – сказал он, кивком показав на мою сумочку.
– Простите. – Я поспешно схватила ее, а доктор откинулся на спинку кресла.
Мне было ужасно неприятно показывать ему свое тело; с доктором Бакли у нас никогда такого не случалось. Больными руками я аккуратно сложила свою одежду на стул, чтобы избежать новых замечаний.
Вошел доктор Фишер. Осмотрел мои колени и щиколотки.
– Так, верно, припухлости имеются, но я не думаю, что ситуация такая уж катастрофическая.
– А как бедро?
Он прижал мои колени к груди, чтобы посмотреть диапазон движения бедер.
– Одевайтесь и приходите в мой кабинет.
– Что там? – с тревогой спросила я.
– Я увидел все, что мне было нужно, – отрезал он.
Я вернулась в его кабинет и снова постаралась объяснить свою проблему.
– Послушайте, – начала я, стараясь оставаться спокойной, – у меня болит бедро. Я стараюсь держаться подальше от всех, боюсь, что они услышат шум и скрип, которые возникают у меня при ходьбе. Разве это нормально для такой молодой девчонки?
Он смотрел сквозь меня.
– Если станет еще хуже, можно как-нибудь мне помочь? – упорствовала я.
– Я с осторожностью отношусь к таким вещам и не стал бы ничего делать с вашим бедром, но, пожалуй, могу увеличить вам стероидные инъекции. – Вот и все, что он мог сказать.
– Быстро ты вышла, – такими словами встретила Софи мое быстрое появление, вставая со стула.
– Пойдем, – решительно ответила я. После общения с доктором Фишером мне делалось физически плохо.
– Что-нибудь нехорошо?
– Мне надо было сказать… Ой, ладно, я не могу с ним разговаривать, у нас хроническое неприятие друг друга.
– Хочешь, я сейчас зайду к нему? – предложила Софи. – Может, будет больше пользы, если я…
– Нет, я хочу уйти отсюда.
– Хочешь? – Софи протянула мне сигарету, когда мы вышли из больницы.
– Да. – Слава богу, что есть сигареты. Курение, может, и вредная штука, но не оно меня убьет.
Я позвонила домой и едва не расплакалась, услыхав папин голос. Мне захотелось превратить его в крошечного человечка и все время носить с собой в кармане. Я скучала по его спокойному лицу, по его мудрости и рассудительности. Мне не хватало его неколебимой веры в свет в конце туннеля. Я положила трубку. Слезы текли по моему лицу, меня сотрясала дрожь. Даже при воспоминании о моем визите к доктору Фишеру я злилась и падала духом. Я открыла дверь. За ней стоял Мэтью и смотрел на меня.
– Эй, что случилось? – спросил он. – Иди сюда. – Я больше не сопротивлялась и не могла скрывать, какая я жалкая.
– Пойдем выпьем, и ты расскажешь мне обо всем, – предложил он.
В баре он подвинул ко мне стул.
– Садись. Вот твои водка и тоник.
– Спасибо. Через минуту я возьму себя в руки, и все будет нормально.
– Только ты больше не ври, – посоветовал он. – Элис, я все знаю. Софи рассказала мне. Только не злись на нее, она по-настоящему переживает за тебя.
– Ты все знаешь? – слабым голосом переспросила я. – Что ж, я не могу больше притворяться и все время прятаться в своей комнате.
– Почему ты не хотела рассказать мне обо всем сразу? Неужели я казался тебе чудовищем?
– Не знаю. – Внезапно я поняла, что он прав. Что такого, если бы я рассказала кому-то о своей болезни? Ну, в худшем случае они приняли бы меня за фрика и больше со мной не общались, обходили меня за милю. И если бы это было так, тогда их и не жалко – что это за друзья?