Я действительно крайне не люблю подобные мероприятия. Вообще массовость терплю, скрепя сердце. Постоянно поглядываю на часы. И уже начинаю обратный отсчёт сегодняшнему вечеру, в течение которого от партнёра не отхожу ни на секунду. Куда он – туда и я. И у меня, определённо, есть причины для этого. Как вдруг над ухом неожиданно раздаётся уверенное:
– Постой здесь. Мне нужно перекинуться парой слов с одним человеком.
Моё лицо несчастливо вытягивается, а я чуть ли не произношу фразу: «Я со мной этого нельзя сделать?», но вовремя прикусываю себе язык. Конечно, Костя имеет право почтить кого-то своим вниманием и без моего непосредственного участия. Но «стоять здесь» я уж точно не собираюсь и, чтобы не находиться одной, выхожу на прилегающий к залу длинный балкон, на котором, как это ни удивительно, никого нет. Пара глотков свежего воздуха возвращают мне утерянную недавно уверенность в себе. Прохожу вперёд. В самую дальнюю часть балкона и вижу ещё одну дверь, которая, очевидно, ведёт в общий зал. Смело толкаю её и захожу внутрь. Очень странное освещение – у окна софиты светят, как днём, направляя лучи как раз в то место, где стою я, но в остальной части комнаты – кромешная тьма. Уже собираюсь вернуться обратно (нечего мне здесь делать), но тут звонит Леонид сказать, что уже второй раз ему жалуются на накладки с медоборудованием в одном из салонов сети и необходимо будет провести проверку.
Мы быстро обсуждаем возможные варианты, я нажимаю на кнопку отбоя и… За спиной слышу ненавистный скрипучий голос. Мне вдруг снова захотелось от него отмыться…
– Какая неожиданная встреча. Привет, Солнышко, – резко оборачиваюсь с тихим вскриком и на автомате прижимаю руку ко рту. Пальцы дрожат. Сердце, того и гляди, выскочит из груди. – Ну вот и свиделись.
Бергман смело шагает вперёд и выходит на свет.
Шок. Ступор. Ненависть… Эти эмоции выталкивают одна другую во мне, словно под умелой рукой напитки различной крепости смешиваются в шейкере. Мне необходимы хотя бы несколько секунд, чтобы сориентироваться и не позволить многолетнему страху проявиться именно сейчас.
Всего секунда, и я с ужасом осознаю, что кроме нас здесь никого нет.
– Мне и без этого неплохо жилось, – наконец, я нахожусь с ответом.
– Не сомневаюсь, малышка. А я даже и не узнал тебя сначала. Какая ты стала… – липкий мужской взгляд грубо шарит по телу. До того становится противно на душе, что хочется без остатка стереть с себя мысленное прикосновение.
– Я была бы искренне рада, если бы и не узнал.
Немного поёживаюсь, словно от морозной стужи или сквозняка. От этого человека меня насквозь принизывает ледяной озноб.
– А как я погляжу, ты снова с Шаховым? Дааа, у него всегда был хороший вкус до девочек. А это моя слабость, что поделать.
Слава богу, он остаётся на небольшом от меня расстоянии. Пусть только попробует приблизиться…
Бергман противно облизывает губы, не прекращая шарить похотливым взглядом по моему телу.
– Тронешь меня хоть пальцем, и я тебя со свету сживу. И тебя. И твою семью. И весь твой бизнес, – да, заявление громкое, но теперь, если он причинит мне вред, я буду отбиваться до последнего. И просто так этого не оставлю.
Но я больше, чем уверена, сейчас-то он не осмелится мне ничего сделать, а вот в дальнейшем…
Бергман игриво складывает губы в трубочку и отвечает:
– Ууууу, какая ты стала бойкая. Хммм… А раньше умоляла, кричала, плакала, отбивалась. Но такая ты мне даже больше нравишься, Солнышко.
Брови Бергмана мгновенно устремляются вверх, а я слышу его протяжный, весёлый тон короля жизни:
– Кстааати, что-то я ни разу не слышал, что у Шахова ребёнок родился. Обманула? Или он его так и не признал?
Господи, ну пожалуйста, только не это, только не сегодня!
А вслух озвучиваю грубое:
– Только попробуй открыть при нём свой грязный рот, и, клянусь, я…
Осекаюсь на «добром» слове. Второй раз за последние две минуты холодный озноб пробегает по моей спине, и я с ужасом понимаю, что причина этого вовсе не Бергман. Я вдруг отчётливо осознаю, что, словно при слабом сквозняке, дует несильный ветерок и только что тихо скрипнула дверь.
Где-то впереди в темноте послышалось какое-то лёгкое шуршание. Я перевожу взгляд в сторону выхода, напрягая зрение, пытаясь разглядеть хоть что-то в кромешной тьме за спиной Бергмана, но с моего ярко освещенного места ничего не видно.
Медленно проходит ещё секунда, и вся краска, должно быть, отливает от моего лица. Потому что, словно в замедленной съемке, я наблюдаю за носками коричневых ботинок и тем, как Костя мучительно медленно, совершенно не торопясь, приближается к нам, появляясь из темноты. Время будто замирает. Тишина бьёт по мозгам.
Шаг. Приглушённый стук его каблука. Ещё один. И ещё. Костя с абсолютно непроницаемым лицом останавливается на расстоянии метра от Бергмана.
Сложно понять, слышал он что-то или нет… Даже взгляд не выдаёт никаких эмоций, словно мы снова все вместе собрались развеяться, а мужчины играют в покер на яхте. На единого проблеска чувства на прекрасном лице.