Другая история Московского царства. От основания Москвы до раскола [= Забытая история Московии. От основания Москвы до Раскола]

Большинство в правящей элите Новгородчины было с конца XIV века последовательными противниками Москвы не только как центра объединения, но и как экономического конкурента. Проясним этот вопрос. Москва эволюционировала таким образом, что всё больше приобретала значение политического, военного, экономического, и в том числе торгового центра, для выполнения функций, одинаково полезных для примыкающих к ней территорий. Она объединяла земли для того, чтобы стал возможным адекватный ответ на геополитический вызов, на явную экспансию Западной Европы, в результате которой снижались возможности выживания народов на этой территории. Происходившие глобальные процессы были настолько выше юридических отношений между странами и частных династических споров, что, как правило, даже не понимались спорящими сторонами.

Новгородское боярство в конце XIV — середине XV века вело упорное наступление на древние «князщины», то есть институты княжеского суда и управления, пытаясь заменить единовластие боярской демократией. Сокращались княжеские прерогативы, падал авторитет и доходы Великого князя в Новгороде. При этом основной общественной структурой города была международная торговля, и она подавляла все остальные структуры. В таких условиях Новгород стать объединительным центром для земель с русской культурой не мог, а вот превратиться в форпост колонизации этих земель западными странами — мог. Для Руси он был точкой нестабильности.

В то же время, Великое княжество Литовское, то воюя с крестоносцами, то заключая с ними союзы, то снова воюя, в окончательном балансе дрейфовало на Запад. А ведь рыцарско-монашеские ордена были созданы как раз для подчинения латинской Европе некатолических народов, с соответствующим изменением их культуры. И мы видим, что в новгородских делах усиливалось (причём заметно) присутствие Литвы, литовские служебные князья получали в прокорм многие новгородские пригороды, дани с ряда волостей шли частью в Литву, на них распространялась судебная власть литовского Великого князя и его наместников.

Московских князей, в том числе Василия Тёмного тревожили и церковные противоречия: новгородский владыка Евфимий II получил посвящение от митрополита в Литве; наступившее после бегства московского митрополита Исидора в Рим безвременье на московской кафедре создавали основу для фактической автономии новгородской архиепископии. Обострялись давние споры московской митрополии и новгородских владык по поводу пределов и форм митрополичьего суда. В Новгороде явно происходил теократический перекос, началось подавление светской сферы церковниками.

Наконец, многолетняя поддержка Новгородом «оппозиционера» Шемяки (хотя в основном пассивная) не могла не провоцировать московского Великого князя на принятие серьёзных ответных мер.

Накопившиеся противоречия во всех структурах разрядились, естественно, в вооружённом противоборстве. В начале 1456 года Василий II предпринял поход на Новгород, как общерусскую военно-политическую акцию, — в ней участвовали и российские татары, что мы покажем в одной из следующих глав. Превосходство Москвы проявилось очень быстро, в сражении под Руссой в начале февраля, когда немногочисленный авангард московских ратей разгромил основные новгородские силы.

По инициативе новгородцев было заключено компромиссное соглашение: основной документ повторял традиционный формуляр новгородско-княжеских докончаний, а в текст второго документа были включены положения, расширяющие прерогативы князя и укрепляющие ослабленные институты великокняжеской власти в Новгороде (его наместников, дворецких и т. п.). Правительство Новгорода было вынуждено уплатить Василию Тёмному огромную контрибуцию.

Правда, принципиальных перемен не произошло: ведь ещё до этого, по московско-литовскому договору 1449 года Новгород был под патронатом Москвы. Но военное поражение усилило позиции промосковской партии. Поездка «миром» 1460 года, случившаяся уже при новом архиепископе Ионе (Евфимий скончался в марте 1458), подтвердила позиции Василия II в Новгороде, который, однако, сохранил в полной мере государственно-политическую автономию.

Оставаясь в плену детерминистского стиля мышления, и зная, что в дальнейшем Новгород (и не только) был окончательно Москвою подавлен, в том числе вооружённой рукой, некоторые учёные, а публицисты уж непременно, ищут причины в психологической сфере. Они делают вывод о принципиальной «имперскости» русской души, даже не замечая парадоксальности такого вывода для истории, в которой Тверь, Новгород, Владимир, Суздаль, Москва, Переяславль вели войны за руководство объективно единой страной, одновременно пытаясь сохранить свою самостоятельность.